Все последующие годы Мариша пыталась вытолкать свой паровоз из тёмного тоннеля. Как большинство детей, она подсознательно винила в гибели родителей себя. Наверное, она была недостаточно хорошей, раз жизнь лишила её папы с мамой. А если стать ещё послушней и честней, добрее и прилежней, то можно снова заслужить тепло и счастье у судьбы. Мариша сделала эту идею смыслом жизни: училась на отлично, окончив школу с золотой медалью, легко и просто поступила в институт. И жизнь расщедрилась. В конце тоннеля наконец забрезжил свет.
Студенческие годы были яркими. Любовь и уважение преподавателей, ценивших Маришино упорство. Поездки в стройотряд. Влюблённость в однокурсника. Диплом с отличием. Как результат – распределение по месту жительства, а не в далёкую провинцию. Мечты о свадьбе, о семье, о детях. Казалось, свет и радость никогда не кончатся, но тут у жизни вновь иссякли краски. Возлюбленный женился на другой, бабушка заболела и умерла, и Мариша осталась одна. Совсем одна. Жизнь её словно пожалела, растягивая светлую полоску до тех пор, пока Мариша не окончит институт и окончательно не станет взрослой.
***
Марина Кузнецова вошла в ворота с надписью «Служа закону – служу народу!» и зашагала сквозь квадратный дворик, заставленный баулами, пакетами, тележками и зябко ёжащимися фигурами, не поместившимися в закуток, где принимали передачи. Две женщины красными от мороза руками прямо на баулах «потрошили» сигареты, вытаскивая их из пачек и перекладывая в полиэтиленовые пакеты. Два мужика курили в стороне на корточках. Увидев Марин Иванну, поспешно сунули окурки в снег и виновато поднялись. Веснушчатая девочка лет пяти-шести подпрыгивала и вертелась посреди дворика, раскинув руки, хохоча и распевая что-то непонятное. Задев нечаянно огромную сотрудницу, девчонка ойкнула, попятилась и прошептала «извините».
– Смотрите за ребёнком! Тут вам не детский сад! – угрюмо рявкнула Марин Иванна, пристраиваясь к сослуживцам, просачивавшимся на территорию колонии через контрольно-пропускной пункт. С одними она работала годами. Других не так давно привёл новый начальник учреждения. Оно понятно: новая метла по-новому метёт. Но эта новая метла была похожа на бульдозер и грубо рушила привычные устои.
С приходом новичков на службе стало неуютно. И даже праздничный плакат-коллаж из фотографий учреждения, красневший датами 1940-2010, напоминал Марин Иванне некролог. Сплочённый годами и традициями коллектив за пару месяцев распался на своих и чужих. Чужими оказались старожилы, а новые вели себя уверенно и по-хозяйски насаждали свой устав в чужом монастыре.
Марин Иванна была потомственной сотрудницей колонии и оттого особо остро ощущала перемены. С момента основания здесь служил дед, потом родители, теперь – она и муж. Об их семье накануне семидесятилетия зоны даже в газете написали: новый начальник специально пригласил корреспондента. Писательница из Москвы упомянула славную династию в своей книге «Красный день календаря в колонии строгого режима», приуроченной к юбилею. А вскоре в областной газете возник другой материал об их семействе. Спасибо Васе. Удружил. Ославил.
Марин Иванна звучно щёлкнула решёткой-дверью и оказалась в КДС. На зоне эти буквы в шутку расшифровывали как «Кремлёвский Дворец Съездов». На деле это был обшарпанный кирпичный корпус для свиданий, построенный ещё при деде, а потому безбожно устаревший – морально и материально.
