Из припаркованного в противоположном углу канареечного авто показалась голубая туфля. Потом вторая. Минутой позже окружающее пространство украсила целая Симона Паркинсон. Совершенно ничего не замечая вокруг, зам по медицине неспешно приводила в порядок алую юбку. У шёлковой одёжки во время езды словно затекли мышцы, и теперь ткань, покрывшись судорогами, никак не хотела распрямляться.
Взглянув на себя в блестящий бок иномарки, Симона пришла к выводу, что она и так хороша. Надо признать, к данной словесной конструкции Паркинсон приходила ежедневно, но сей факт совсем не означал, что мысленный путь проделан зря. Тут, собственно, ради этого, так сказать, и шли.
– Не горбись! – на глаза заму по медицине случайно попался выпадающий из общей картины прекрасного дворник тире сторож.
Лопаткин, опершись подбородком о черенок метлы, засмотрелся на пестрящую солнечными бликами кучку пластмассовых осколков. Услышав требовательный совет Симоны, Искандер неторопливо выпрямился и ещё с меньшим энтузиазмом пожелал плывущей к зданию Управы даме здравствовать.
Сёме, как называла Паркинсон супруга мэра, перечить было абсолютно невозможно. Это вам и главмент Мстислав Игнатович подтвердит. А вот сама Леонелла Погремушкина это дело бесконечно обожала, что, откровенно говоря, носило взаимный характер. Ни один день не имел шанса пройти вне препирательств Сёмы и Лёни.
Симона Ахилловна же в долгу оставаться не любила, именно поэтому не справившийся с управлением глава Управы поспешил ретироваться, едва колёса жёлтой иномарки Паркинсон коснулись периметра Койки. Ведь, если уж у тебя не получается примирить свою жену с женой друга, то в таком случае, будь добр, не давать повод последней для излишних насмешек над первой.
А вот, кстати, она – та самая первая: первая и единственная красавица Управы, по искреннему убеждению самой Погремушкиной. Стройная, аки метла Искандера, Леонелла бодро чеканила асфальт не менее стройными каблуками. В отличие от мужа сдать на права у неё так и не получилось. Что, вне сомнений, было целиком и полностью на остатках совести Сёмы. Завидев ненавистное авто цвета мерзкого желтка, Погремушкина впилась когтями в ладони. Однако, как и в прошлые разы, поцарапать имущество Паркинсон она так и не решилась.
Лопаткин проводил апатичным взглядом сосредоточенную на своей обворожительной персоне Леонеллу Кузьминичну и резким движением смёл бывшую фару на совок. Прилипшие к осколкам солнечные лучи разом потухли в недрах жестяной урны. Прислонив метлу к пестрящей астрами клумбе, Искандер направился к спящему джипу. Пора уже сей уличающий мэра в криворукости элемент отогнать куда подальше. Как говорится, долой с глаз любопытных чиновников и вон с языка ехидной Паркинсон. Да и время сейчас такое: ещё минут двадцать, и набежавшая толпа страждущих поработать на благо города Эс разорвёт умиротворяющую тишину на утомительные лоскуты.
– И слышать ничего об этом не хочу! – в коридоре показалась фигура Симоны Ахилловны. – Я сказала «нет»! – Паркинсон хлопнула едва не разлетевшейся на щепки дверью. – И это моё окончательное «нет», – миролюбиво бросила она в лица замершим коллегам.
– Да почему нет? – раздалось в кабинете зама главы Управы по работе с населением. – Почему она всегда говорит «нет»?
Отсутствие Бог бы с ним вразумительного ответа – любого мало-мальски ощутимого звука не оставило Погремушкиной иного выбора. Уязвлённая тишиной по самые кончики свежевыкрашенных волос Леонелла Кузьминична выбежала из кабинета.
