Какой бы ни была Москва прекрасной, – а она прекрасна – спору нет, – однако Подмосковье гораздо красивей, удивительней и чище. Речь не идет о подмосковных городах, речь идет о подмосковной природе. О темных борах, о шустрых речках, об озерах, о долинах, о просторах бесконечных, о низком, бирюзовом небе над ними. Не даром наши прадеды выбрали эти места, и заселили их. А сколько крови пролито, чтобы отстоять эти долины и боры?! Красота и свобода, какая русской душе люба-дорога и необходима, дорого стоят! Одно сейчас не вяжется со старинной картиной – самолеты, исполосовавшие всю голубизну неба белыми шрамами. А в остальном, Подмосковье всё тоже и дышится в нем полной грудью, и гордость за Родину у каждого русича просыпается в душе!
– Просыпайся, Ефим Тимофеевич, приехали! – кто-то тронул Ефима за плечо.
Ефим открыл глаза.
В глазах стоял ещё попутный туман, и в голове гудело. Мушки «облепили» правую ногу, шея слегка затекла. Потерев лицо ладонями, разгоняя кровь по коже, пошевелив пальцами правой ноги и несколько раз согнув и разогнув её, хрустнув шеей, покачав головой из стороны в сторону, Ефим распахнул дверцу, спрыгнул и твердо уперся прямыми ногами в шарообразную землю!
Свежий ветерок обдувал и бодрил – благодать! Пахло весной: мокрыми деревьями и оттаявшей землёй. Хотя до весны было ещё, как до луны, но так иногда бывает, если осень теплая и день пригожий. Ефим потянулся, вдохнул полной грудью, сказал: «Ха» на выдохе, тряхнул головой, как пес, отгоняющей муху, хлопнул ладонями и, потирая их, произнес: «Всё – я проснулся! Где это мы?!»
Это была какая-то турбаза или дом отдыха, или санаторий, каких вокруг Москвы миллион и все похожи, как капли воды.
– Где это мы, Владимир Палыч? – повторил свой вопрос Ефим.
– Приехали, уважаемый. Теперь эта база будет твоим родным домом несколько дней. Поживешь пока здесь, а потом решим, как быть дальше. Вынимай свою сумку, проходи, гостем будешь.
Владимир Павлович стоял, потирая грудь, глядя в небо – видимо, он тоже наслаждался природой и погодой. Вообще говоря, этот сильный и волевой человек был довольно сентиментальным и, не смотря на свой возраст и социальное положение, романтиком до мозга костей – по крайней мере, так казалось Ефиму ещё со времен совместного путешествия по Байкалу.
– Я пока покурю – куда спешить? – сказал Ефим, вытаскивая свою сумку из машины. – А красота-то какая, Владимир Палыч?! Благодать?! А воздух-то какой?
– Это точно! – ответил Палыч, а затем поучительно добавил. – Ты давай, уважаемый, курить бросай – не хорошее это дело.
– Обязательно брошу, – пообещал Ефим и бросил себе под ноги на холодный асфальт свою дорожную сумку. – Брошу-брошу.
– Ну-ну, – ответил Палыч и направился к стеклянным дверям – ко входу в здание базы.
– Куда бы бычок для начала бросить? – буркнул Ефим, – Где тут урна?…
Он присел, погасил окурок об асфальт, растер в труху большим и указательным пальцем фильтр и почти незаметно бросил его на землю под старый дуб, стоявший в трех шагах на краю аллеи. Поднявшись, Ефим взял свою сумку и довольно легко заскочил на три ступеньки крыльца, ведущего к стеклянным дверям. Остальные попутчики и водитель были уже внутри. (Они не курили.)
