– Сутки у него сегодня. Привет тебе передает, поцеловать за него просил, – Юля качнулась и опять чмокнула тетку. – Ничего, живем как все. Дом – работа, работа – дом… Даже отдохнуть не можем как люди. Куда-то съездить… Везде денег надо не знаю сколько… Перебиваемся… – тут Юля вторично осеклась, решив, что про деньги с теткой не надо: еще решит, что это намек.
– Ну а друг с другом? Ладите?
– Помаленьку… Притерлись… Вот если б ребенок был… А так… Знаешь, мне кажется, что после того несчастья со мной он будто… Словом, переменился. Меня, что ли, винит в том, что произошло? Не понимают мужчины, что от нас не зависит… Тугое обвитие… Что я могла поделать?
– Ну а… еще попробовать? – осторожно спросила Ирина.
– Это сейчас-то? Когда не знаем, что сами завтра есть будем? Чего нищету-то плодить! Вот, Бог даст, встанем на ноги… – и в третий раз она замолчала, боясь, как бы тетка не истолковала последнюю фразу так: «Вот ты умрешь, и будут у нас деньги…».
Юля быстро перевела разговор:
– А я тебе тут вкусненького притащила – ведь съела уже все с прошлого раза-то?
Она принялась ворошить сумку и выкладывать гостинцы:
– Курочка вот копчененькая, как ты любишь… Сырку полкило, голландского… Маслице… Икорки красненькой баночка… Хлебушек, колбаска тверденькая… Компотику пару баночек прихватила… Да, вот рыбка еще соленая, семга называется…
– Юля! – всплеснула руками Ирина. – Сколько денег-то опять ухлопала! Тоже мне —самим есть нечего! Говорила я тебе – не траться так! Там внизу, в холле, кафе есть приличное, да и кормят в платных палатах… Не Бог весть как, но сносно… В следующий раз…
– Ой, что ты, что ты, тетечка Ирочка! – затараторила племянница. – Причем тут деньги, когда человек болен! Тебе поправляться надо, радовать себя, а ты про какие-то деньги…
– Да уж…
Ирина хорошо понимала, как тяжело торчать в палате у безнадежно больного и как хочется поскорей оттуда вырваться на вольный воздух. Да и ей самой трудно было: звала к себе зеленая тетрадка, вообще тяготило общение. Она помогла Юленьке:
– Торопишься, наверное?
Юля пожала плечами, выдерживая хороший тон:
– Ну, не так, чтобы очень, но…
– Так и беги, детка… За мной сейчас уже сестра придет, на рентген потащит, а я до того еще перекусить хочу. Спасибо, что навестила, девочка, ступай теперь…
Юля облегченно расцеловала тетю, еще раз немножко попеняла ей за мрачное настроение, пожелала поскорей вернуться домой, и лишь потом, словно случайно вспомнив, приступила к главному:
– Да, тетя Ира, я вдруг вспомнила… Про твои кактусы. Не засохли бы. Жаль будет – такие красивые… Я все представляю, как они цветут. Может, ты мне ключ дашь, я поливать буду, а?
– Не нужно, детка, – отстранилась Ирина. – На то они и кактусы, чтоб без воды обходиться. Ну, а если и засохнут – тоже не беда: не дело это, чтоб кактус хозяина пережил. Я помру – и они тоже. Все законно. Да, а я не спросила – Зайка моя как?
Речь шла о молочно-белой кошке, взятой «на время» Юлей и Вадиком. Не показав разочарования, Юля радостно уверила:
– Зайка – чудесно. Кушает хорошо, здорова, только скучает по тебе немножко, а так – все в порядке.
– Ну и славно, – Ирина дала себя поцеловать еще раз и подтолкнула племянницу к выходу.
Как только Юля оказалась в коридоре, ее улыбка тотчас завяла. Передернувшись всем телом, она бегом бросилась вон из клиники. У выхода ожидала грязно-серая латанная-перелатанная «копейка», откуда при появлении Юли немедленно взволнованно высунулась чернявая голова ее мужа Вадика.
