На всякий случай я кошу глазами. Вкруговую и во все стороны. Никого. Наверно, бывает и так – потому, что есть. Но, «однако» – пора: шанс «засветиться» готов предоставить себя в любой момент. И – не в моё распоряжение. Поэтому я недолго думаю. Уже в момент отхода меня навещает мысль: а не дать ли знать? Не нарисовать ли кровью «жертвы нападения неизвестных» знак «кирпич» на лобовом стекле? Ну, чтобы поняли – и задумались?
Но в следующий момент на эту мысль «наезжает» другая: а что, если они поймут больше того, чем мне хотелось бы? То есть, возьмут – и догадаются о том, что это – дело рук местного товарища? Простая логика: какое дело «транзитному пассажиру» до «чужого негодяя» и его «негодяйства»? На «транзитника» есть свои негодяи! Значит, «не вынесла душа поэта… по месту жительства его»?! Вот, и получится: вместо того, чтобы обуять страхом потенциальных нарушителей, я обуяю им себя, дав след «товарищам из областного управления»! Конечно, очень хочется вразумить их – но лучше, всё же, вразумить себя.
И я так и делаю: немедленно, хоть и медленно, обращаюсь в прохожего. Одно дело сделано – и теперь мне предстоит заняться другим: осмыслить содеянное. Нет, лучше, так: «сделанное»! И есть, что осмыслить: первое дело. Не хочу вспоминать солдата, который оплакивает свою первую жертву – но даже солдат не может остаться равнодушным! Даже солдат, которому «по штату положено»! Что уже говорить за нас, гражданских?
Я иду домой и предаюсь размышлениям. Нет, я не «возлагаю венки на могилку». «Безвременно павший» пал даже не вовремя, а с явным опозданием. По заслугам ему давно бы уже прорастать червями: какая-никакая польза. Поэтому мысли мои – «на другую сторону»: «что делать?» Не в смысле «бежать – или остаться?». Напротив: вопрос – глобальный. Как у Чернышевского в романе. Я сделал первый шаг – нужно ли делать следующий? Ведь первый шаг был из категории «души прекрасные порывы». Переходить ли мне в другую категорию – вот вопрос! Ставить ли работу с клиентом на поток – или ограничиться тем, что называется «по ситуации»? А, может, ограничиться уже сделанным добром?
Для начала следует разобраться с ощущениями. Что они такое: удовлетворение? Страх? Упадок? Душевный подъём? Пожалуй – всего понемногу. Но «коренной» – подъём: остальные – «пристяжные». Мне хорошо. И не оттого, что пока не поймали: оттого, что одним негодяем стало меньше. Оттого, что я сделал доброе дело. Я не знаю реквизитов нарушителя ПДД, но знаю, что он заслужил свою участь. Участь моего клиента.
Проходит минут десять – и вот, первый прохожий. Теперь можно: я уже «отошёл на заранее подготовленные рубежи». «Первый» ведёт себя «в соответствии с инструкцией»: «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу». Он боязливо косит глазами на «натюрморт», оглядывается по сторонам – и «даёт ходу»! Правильно делает. Всё правильно: и косит, и оглядывается, и даёт. Потому что, не дай, Бог, заметят… что он заметил. Ведь потом «вовлекут и охватят». «Вовлекут» посредством волочения, а «охватят» со всех сторон. И не только руками. «На безрыбье» у нас очень даже просто из понятых угодить в свидетели, чтобы транзитом оттуда – в подозреваемые и обвиняемые.
Но дураков не сеют и не жнут. На десять умных всегда найдётся один д… «другой». Находится и сейчас. Этот «одиннадцатый» – ну, десять умных плюс он – лезет в машину, на американский манер тычет пальцами в сонную артерию клиента, и поднимает тревогу. Проще говоря: хай. Сбегается несколько человек (значительно больше разбегается – и во все стороны). Группа из трёх дураков – все умные уже рассредоточились – домогается полиции, и ей это удаётся. Насколько я разбираюсь в мимике, полиция фиксирует лишь то, что ей нечего зафиксировать. Кроме «тела в ассортименте». Дураков «вовлекают и охватывают», но по глупости они этого ещё не понимают. Понимание к ним придёт чуть позже – вместе с «группой товарищей» с подручными средствами. Уже там – «в отделе».
