9
Свечи назывались почему-то железнодорожные. Их выдавали на гидрометеопост в пачках из провощенной бумаги на случай, если буря оборвет провода. Одну из пачек Людмила принесла мне и теперь в каждый свой приход зажигала посреди стола белую парафиновую свечу.
Что приводило ее ко мне? Скука зимних вечеров? Близость наших дверей, когда так просто пойти в гости: не надо собираться, выходить на улицу, возвращаться в темноте. Спустилась этажом ниже – и вот он, благодарный слушатель твоих воспоминаний, ждет не дождется. Я и вправду любил ее слушать: она рассказывала не спеша, чуть запрокинув голову… В такие минуты Королева Северодара, одним лишь словом срезавшая записных сердцеедов, превращалась в доверчивую большеглазую девчонку.
И однажды случилось то, что уже не могло не случиться. Под переливчатый свист пурги я отложил гитару, задул свечу и зарылся лицом в ее холодные душистые волосы…
И это уже не мне пел эскадренный горн и это без меня спускали флаги, гремели цепи на колесах грузовиков и взвывали лодочные сирены, маршировали экипажные строи и рассыпали бодрую дробь малые барабаны… Морской ветер, который устал ерошить шерсть гренландских медведей, трепать флаги дозорных фрегатов и крушить ледяные поля Арктики, ломился в наше окно, тщась высадить раму. Шквалы бились с разлета – зло, коротко, сильно, будто выхлестывали из пушечных жерл. Стены вздрагивали, точно дом был не щитовой, а картонный…
Вскакиваю с первым звуком сигнала «Повестка», как с первым криком петуха. Корабельный горнист трубит сигнал за четверть часа до подъема флага. За эти минуты успеваю побриться, одеться, застегнуть на бегу шинель и встать в строй. Стою на скользком обледенелом корпусе, за рубкой, на правом фланге офицерской шеренги; слева – плечо Симбирцева, справа – Абатурова. Ищу в созвездиях городских огней ее окно. Оно совсем рядом. По прямой нас разделяют каких-нибудь полтораста шагов. Но эта прямая перечеркнута трижды: тросом лодочного леера, кромкой причала и колючей проволокой ограды.
Причальный фронт резко делит мир надвое: на дома и корабли. Дома истекают светом, словно соты медом. Лодки черны и темны. Этажи горят малиновыми, янтарными, зеленоватыми фонарями окон. В колодцах рубочных люков брезжит тусклое электричество. Комнаты – оазисы уюта и неги: мягкая мебель, книги, кофе, шлепанцы, стереомузыка… Отсеки – стальные котлы, узкие лазы, звонки учебных аварийных тревог, торпеды и мины… Отсеки и комнаты – в немыслимом соседстве.
«Все здесь за-мер-ло до ут-ра…» – пропели радиопозывные «Маяка». И тут же на всю гавань грянул мегафонный бас:
– На флаг и гюйс – смирно!
Над огнями и дымами города, меж промерзших скал, заметалась медная скороговорка горна. Горн прокурлыкал бодро и весело, словно пастуший рожок, созывающий стадо. «Стадо» – угрюмое, лобастое, желтоглазое – расползлось по черной воде гавани; «стадо» чешет округлые бока о ряжи причалов…
Наш истрепанный ветрами в пятнах соляра флаг в мгновение ока вползает «до места» на невысоком кормовом флагштоке.
– Вольно!
Короткий отыгрыш горна. Все. Очередной флотский день сорвался со стопора…
– Господа офицеры, – распоряжается старпом, – глотайте окурки и на проворачивание. У нас еще сегодня замена перископа…
Башилов
Меня отпустили с условием, что я найду офицера, который подменит меня на вечернем дежурстве – «обеспечивании» – в команде. Офицеров у нас в экипаже сейчас только четверо, остальные в отпусках, в госпитале, в патруле и всевозможных дежурствах. Из этих четверых подменить меня сможет только штурманенок Васильчиков. Васильчиков сможет меня подменить лишь после того, как «выдернет» краном сломанный перископ и погрузит его на торпедолов, идущий на ремонтный завод. Работа не самая сложная и больше часа не займет, но! Но у автокрана короткая грузовая стрела, и надо ждать отлива, когда лодка сможет опуститься у причала метра на два. Только тогда кран сможет вытащить трехтонный ствол перископа, если при этом не будет сильного ветра. Дежурный метеоролог меня обнадежил: отлив начнется до усиления ветра. Во всяком случае, час безветренной погоды при малой воде он гарантирует. А за этот час крановщик успеет выдернуть злополучный перископ и уложить его на палубу торпедолова.
