– Какой же он гость? Как – никак у себя дома, не у чужих же людей… – насухо вытирая слезу.
На что, Ольга с сарказмом напомнила, что, в общем-то, квартира её. Заметив растерянность на лице мужа, снисходительно выпалила:
– Ну ладно, ребята, время покажет…
…Алексу стало не по себе. Он отвернулся, чтобы не смотреть в глаза отцу, не говоря уже на эту лживую самодовольную женщину, которая думала только о себе. Невольно подумал: на кого променял мать?
Отец, стараясь быть весёлым и беспечным, балагуря, сказал:
– Бог даст, всё образуется, устроится!.. – воодушевлённо, в запале, – Алекса устроим в наш Институт Культуры, а потом зажжём «звезду» буду его продюсировать, как тебя… – с нежностью глядя на жену.
Ольга съязвила:
– Если потянешь, Босс… – с презрением глядя на того, демонстративно выходя.
Вслед за ней отец тут же засеменил мелкими шагами, пыхтя:
– Ну что я такого сказал? Никогда не угодишь…
…Ольга не могла успокоиться даже когда оказалась в спальне. Она была вся на нервах её бесило то, что Лев пытался делить свою любовь и с ней, и с каким-то сопляком; переодевшись в пеньюар, та уже лежа в постели, капризно сказала:
– И ты меня будешь делить с твоим Сашенькой? – явно провоцируя этим.
Лев Арнольдович опешил, не понимая, чего та от него хочет.
Выйдя из шока порываясь к ней, он, обнимая, целуя, спеша заверить ту в своей преданности, пролепетал:
– Ты единственная и неделимая!
Коварная женщина надув губки все же не преминула ответить мужу пылким поцелуем, быстренько затаскивая к себе в постель, тем самым навязывая прелюдию секса. Тот тут же ответил взаимностью.
Ольга умела его держать в своих сетях, та ещё «куртизанка»; как никто умела обольстить и выстроить защиту, в мгновение, становясь в глазах мужа нежным хрупким созданием. Он любил её за слабость, буквально боготворя. В такие моменты он становился самим собой брутальным мужчиной, мачо, а не «тряпкой», «мальчиком на побегушках» каковым был по-большому счету при ней.
Ольга как истинная эгоистка любила им помыкать, особенно на людях. Он молча терпел, так как очень любил.
Лев попадая в её объятия, терял все свои обиды, самоконтроль, и всё ей прощал.
Алекс, оставшись один, был омрачён лишь одним, что жена отца не даст, ему покоя, считая Ольгу настоящей вампиршей; отметив для себя, что эта женщина не из простых людей, ещё покажет ему «кузькину мать».
Налицо алчность, даже на первый взгляд видно, что та выжимала из отца все соки и вила верёвки, манипулируя им как игрушкой, оловянным солдатиком. У Алекса внутри все кипело, чтобы как-то отвлечься от всего этого, он занялся уборкой.
Убрав стол, стал мыть посуду, размышляя о своём будущем, как вдруг до его слуха дошли отдалённые стоны, охи-вздохи, требовательный крик: «Ещё, ещё»…
Ему было противно слышать это, невольно вслух подумал:
– Сука! – вытирая набежавшую слезу.
Было как никогда обидно за свою семью – отца, мать и себя…
…Новый день заставил Алекса задуматься, как дальше жить в Киеве…
…Отец, пичкая завтраком, по ходу наставлял сына нравоучениями, считая, что тот должен продолжить учиться в вузе. Говоря, что без диплома он никто.
Еда не лезла в горло, сориентировавшись с чего ему начать, Алекс, ссылаясь на то, что хочет сходить в институт, опрометью выбежал из-за стола, оставляя отца в полнейшем замешательстве.
Тот, хлопая глазами, сквозь слезу прошептал:
– Ну, никому не угодишь…
