– На ноги надо встать сначала. – Игорь аккуратно, почти не прикасаясь губами к каемке чашки, оценил температуру напитка.
– Это необязательно!.. – замахал на него старик. – Главное – человека встретить.
Подчеркивая передаваемые словами чувства выразительной мимикой, старик без всякой задней мысли желал близкого общения, так не хватавшего ему в тоскливом одиночестве. Глупо, наверное, выглядел.
В первый раз Игорь улыбнулся:
– И не торопите меня тогда. Ищу пока…
Старик озаботился:
– Девушку тебе надо хорошую… Трудности – это не страшно, вместе все преодолеете, друг за дружку только держитесь. Мы расписались с Асей, у нас из вещей один чемодан был на двоих. Отцовский еще. До сих пор где-то лежит. Реликвия…
Прозрачная бледно-желтая жидкость закружилась в чашке воронкой, послушная заданному вращению извлеченной уже ложки, затягивая мелкие черные крошки.
– Юра, маленький, когда куда-нибудь ехали, в отпуск, на море, садился сверху на лежавший на полу чемодан, придавливал. Просил отец его, чтоб участвовал в сборах, хотелось ему помогать… Крышка твердая, фибровая, коричневая, с блестящими стальными уголками на заклепках, выдувается, вещей много… Придавит своим цыплячьим весом (а пуд как был, так он и есть – шестнадцать килограмм), я и закрываю замки, веревкой бельевой – специальная сбруя такая с ручкой – еще перевязывал для надежности: отстегивались, случалось… Любил он ездить. Бегал всегда по квартире и кричал: «Главное – не потеряться!..»
– Сейчас молодежь, им деньги, деньги… и больше ничего, и главное – все сразу, не меньше. Я не тебя имею в виду, ты не думай, не обижайся…
– Чего обижаться, так и есть. – Игорь отхлебнул с шумом и тихонько крякнул.
– Ты не такой, – замахал рукой старик, – я же вижу… Мы просто жили. Все сами с Асей наживали. Даже жилья долго нормального не было. Я кандидатскую диссертацию в ванной писал на деревянной перекладине для белья. Квартирка тесная, комната одна на четверых…
Стайка скрученных чаинок складывалась в глубине, как в калейдоскопе, в причудливые завихряющиеся узоры, постепенно оседая горкой в центре донышка.
– В комнате Миша спит, Ася на кухне Юру укачивает. Юра как раз родился… Тяжело с ним ей пришлось. Такой крикливый грудничком был. Слабенький. Поздний…
Ася с ним все ходила, носила на руках, не спуская, ночи напролет без сна укачивала, – а он надрывается. Зубки рано пошли… Откуда у нее только силы брались. И молоко не принимал. Печеньем с соком выкормила. Вынянчила. Все родственники удивлялись. Сама худенькая, насквозь светится. Главное, возьму его на руки – сразу чувствует, кричит, ее требует…
Неожиданно старик засмеялся в голос:
– С характером был с рождения…
– Пугаете меня семейной жизнью, смотрю, – бросив быстрый взгляд на старика, проговорил быстро Игорь.
– Что ты! Это же счастье. Второй сын у меня родился! Что ты…
Из роддома Асю забирал, бежал, торопился, после испытаний обмотки нового трансформатора… Бутылку шампанского цветами по кругу обвязал и медсестре, что выносила, подарил как букет, с огромными лепестками цветок, распустившийся фейерверком. Взамен такой маленький сверток получил… Как его держать – под голову на согнутом локте, – неловко, страшно… Разница у них – после Миши – большая, забыл все…
Вот… Стоим у кирпичной стены на углу. Весна. Позади нас деревья за невысоким штакетником, какая-то сутулая фигура – прохожий в шляпе, стайка воробьев собралась на водопой вокруг лужи. Над нами, прямо над головами, белые круглые часы, как на вокзале, кронштейном к стене крепятся. На тазик похожи. Черные стрелки слились в одну на циферблате: час – пять минут. Время прибытия – московское, смеялись все. Ася в тонкой косынке, плаще светлом, пополневшая, усталая, с букетом тюльпанов, Миша в беретике с портфелем, после уроков, в школьной форме с октябрятским значком и я в костюме, волосы черные, растрепались, с пакетом, перевязанным лентой, на руках: один раскрытый рот виден из-под треугольника кружевной пеленки.
