Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942 – 1943 - страница 9

– Удачный ход, чтобы загреметь под фанфары, – пробурчал Мартин.

Деревня Миликонец располагалась дальше, в долине. Она казалась безлюдной. Прост, занявший наилучшее положение, был единственным, кто увидел, как к северу от деревни скользили, уходя, сани. Он установил на позиции два миномета и подал команду открыть огонь.

Яковлев не думал о минометах. Под прикрытием снежного сугроба он изучал обстановку. Конечно, все сани не смогут пройти, но он надеялся, что у Терентьева хватит сообразительности, чтобы увести как минимум людей. А сани можно изготовить новые. По его оценке, у противника, должно быть по крайней мере пятьдесят солдат. Минус один, подумал он с удовлетворением. Нет необходимости здесь болтаться. Он успеет уйти к Мертвому Дереву, пока фашисты дойдут до деревни.

Егеря теперь хорошо знали, что делать. Даже без специального приказа каждый взвод шел в обход, чтобы блокировать деревню.

Хайнц подошел к Клаусу:

– Можешь повесить оружие на ремень, они ушли. Первый тур за нами, мы вынудили их уйти.

Жителям деревни Миликонец было не по себе. Они не видели немцев с декабря, а если верить партизанам, фашисты были хуже дьяволов. Поскольку не все смогли бежать в лес, у них оставался единственный выбор – как можно быстрее уничтожить следы пребывания партизан. Что касается оставшихся лошадей и саней, то их придется предложить фашистам для задабривания. Устроили костры, чтобы сжечь листовки и документы. Сани тщательно осмотрели и ждали дальнейшего развития событий.

Старая Усыгина наблюдала через окно прибытие чужих солдат. Она усмехнулась, видя, как они крадутся вдоль стен. Ох! Они выглядели злодеями, в то время как здесь никого не было, кроме женщин и детей.

Стоя рядом с ней, молодая Женя, поджав губы и округлив от страха глаза, ругала про себя Яковлева за то, что он заставил ее остаться в деревне, чтобы шпионить за немцами.

Клаус подошел к Манфреду и Хайнцу.

– Они удрали, думаю, сейчас их не стоит преследовать. Расставлю часовых вокруг домов, чтобы никто не улизнул.

– И жители?

– Они обеспечат тазы с горячей водой от каждой семьи и лепешки. Но будьте осторожны: не вступать ни в какие разговоры.

Как назло, Гюнтер, лечивший раненого полицая, выбрал дом старой Усыгиной для устройства там лазарета. Дверь ему открыла Женя. Сердитая старуха начала продолжительное брюзжание, в ходе которого живым или мертвым родственникам молодого врача были обещаны адские муки.

Гюнтер с бесстрастным лицом втащил раненого, снял наконец белую каску, которую носил поверх шерстяного подшлемника, и, как всегда спокойный, начал свою работу.

Крестьяне, удивляясь спокойствию солдат, которые приходили и уходили, не обращая на них внимания, быстро приготовили горячую воду и лепешки. В свою очередь, каждый солдат входил в дом погреться и поесть, сохраняя вежливое молчание, а затем уступал место другому.

К Гюнтеру зашел Манфред. Взглянув на Женю, он нашел ее хорошенькой и задержался на несколько секунд, хмуря брови.

Утро тянулось таким вот странным образом. Крестьяне неоднократно собирались и обсуждали события под спокойными взглядами егерей.

По приказу Клауса один солдат начертил подробный план деревни, а около часа пополудни встретились командиры взводов.

– Вот программа на сегодняшний вечер. Конечно, нам невыгодно преследовать отряд, который мы отсюда выгнали. Партизаны передвигаются быстрее, чем мы, и лучше знают местность. С другой стороны, Миликонец – это перевалочный пункт, к которому партизаны привыкли и где они отчасти пополняют свои запасы продовольствия. По-моему, партизаны не очень далеко, и мы их подкараулим. Устроим им западню.