Одинокие - страница 31



Рывком подбросило вверх податливый подбородок…

Враг еще не повержен. На ногах. И сейчас имеет значение одно – точный расчет расстояния. А расстояние – это длина рук, туловище, линия бедра. Напряженные дельтовидные в виде двух продолговатых бугров. Правое бедро приподнято. И сжато. На короткий промежуток времени. Столь быстротечный, что его даже не возможно вычленить из времени скоропалительной драки и измерить. Бедро, колено, стопа в своем максимальном сгибе – пальцы на себя, а пятка выпячена и натянут ахилл – уходят в противоположном от рук направлении. К своей собственной цели. Ёко-гери! Скорость движения противника удваивает акцент удара простым арифметическим сложением, превращая его в почти смертельный. По грудной клетке! На вздохе. В проекцию сердца.

И сердце – остановилось! И наступила смерть.

Минута. Две. Две с половиной. Неимоверные усилия мозга, настойчиво посылавшего раз за разом свои импульсы в молчавший, неотвечающий орган, завели-таки его, заставили! Отзываясь болью в передней стенке левого желудочка – в ней после удара разлилась массивная гематома, она пропитала всю стенку, имбибировала её – сердце нехотя сократилось в первый раз. Во второй. В третий. Промежутки между этими сокращениями были не равные, как, впрочем, и их сила. Но ведь оно работало, билось! Человеческая жизнь не прекратилась.

Расстояние! Оба нападающих – партнеры, подельщики – находятся друг от друга на расстоянии его тела. А тело – оно обоюдоострое копье, оно – между ними.

Напряженно вытянувшись, распластавшись параллельно земле, балансируя на единственной опоре, своей левой ноге, зафиксировав оба своих удара, в горло, в грудь – он на миг замер. В следующий момент композиция распалась. Рухнул первый, второй. Александр встал на обе ноги и, не спеша, поправил задравшиеся рукава пиджака, прикоснулся к галстуку, проверил запонки на манжетах: обе – на местах.

Александр прокрутил весь эпизод мысленно, представил, как он победоносно осматривает поверженных врагов… Что ж, от начала и до конца, до последней волнующей сцены – каждый поступок, каждое движение, каждый поворот в развитии – был реален, логичен, осуществим.

Пора действовать! Короткая передышка закончилась. Пора.

Стоявший от него справа безжалостно ударил Александра первым!

Кулак с разбитыми, расплющенными фалангами и потому – неимоверной величины, будто сцементированный в лучезапястном суставе, превратившийся на стремительный миг полета в бетонный столб, пронзил его живот.

Сразу же затошнило. Горькая едкая жидкость хлынула из наполненного желудка – вверх, по пищеводу, раздражая нежные слизистые, выжигая их клетки желудочной кислотой и желчью, вызывая спазмы и судороги. Рвотные массы проникли в рот, в нос и полились наружу.

Сначала он рыгнул, затем – его вырвало.

Рвало обильно, неаккуратно, неряшливо, противно, кусками пережеванной, перемешанной, но непереваренной пищи.

Они дали ему возможность опорожнить себя. Они не хотели не измараться.

Удар коленом в пах. Перехватило дыхание, дикая боль сомкнула сфинктеры. Он – реагирует. Пока не нарушены связи, и всё в нем функционирует. Но дальше… что? Следующий – туда же. Еще удар! А теперь, как мешок. Он обмяк, повиснув у них на руках. Как мешок, наполненный песком.

Его снова волокут. Не со-про-тив-ля-ю-ще-го-ся. Сворачивают. Он, не поднимая головы, видит только полосу темного, почти черного асфальта, по которому скребут сейчас, обдирая настоящую свиную кожу, мягкую, будто для перчаток, его дорогие штиблеты.