Некто интеллигентный до мозга костей, с лицом английского лорда и зелеными глазами за профессорскими очочками-хамелеонами. С первого взгляда ясно: сволочь та еще. Крепкая такая, породистая сволочь. Богемная. И смутно знакомая. Где-то я не так давно эту стервозную морду видела.
– Красавчик, – прокомментировала я. – Лев, значит?
– Сука он, а не Лев, – с чувством пояснил Ваня.
– Нарисуешь? – у Серого тоже глаза загорелись. И на карабины покосились.
То есть сука этот Лев, видимо, не только в понимании Вани, но и в мироощущении Серого тоже. Что ж.
– А нарисую!
И я нарисовала. Дурное-то дело нехитрое, ага? А некоторые рожи вот прямо так и просят, чтобы их в тир.
– Прям как настоящий! – восхитился Серый моему шаржу и сфоткал пока еще не расстрелянных, но приговоренных.
То есть я просто уверена, что снайпер смотрит в оптический прицел именно так, как Серый – на этих двух.
– Из чэго стрэлять будэшь, красавица? – спросил хозяин тира. – Винтовка, калаш? Что зарядить?
– Винтовка, – улыбнулась я.
– И мне винтовку, – кивнул Ваня.
– Бери левую, – посоветовал Серый, – там прицел не так сбит. А то… хочешь, я его.
Я покачала головой.
– Тогда я потом, – согласился он. – Контрольными.
– Идет.
– Обоих, – уточнил Ваня.
Правда, стало легче. Вот сильно легче. А уж когда мы с Ваней начали стрелять! А Серый – подбадривать и комментировать! Под музыку «Queen», особенно подходящую к случаю!
– We will, we will rock you! – фальшиво подпела я, целясь в поганый похотливый глаз.
– Есть! – обрадовался Серый, все это время снимавший наши с Ваней стрельбища на смартфон.
– Есть! – Я подняла винтовку вверх. – Но пасаран!
– Но пасаран! – поддержал меня Ваня: его царь звездей был расстрелян вполне профессионально, несмотря на сбитый прицел.
– Мой – контрольный, – напомнил Серый. – Милая, на позицию!
Я снова прицелилась, ожидая, что Серый возьмет еще одну винтовку. Но вместо этого он прижался ко мне сзади, накрыл своими руками мои, навел прицел – и выстрелил. Ровно в центр лба нарисованному Марату.
А потом – еще четыре раза, украсив и так дырчатый ватман аккуратным крестом. Черт. Все-таки он киллер. Но я почему-то его не боюсь.
– Вах!.. – хозяин тира разразился восторженной тирадой, которую я не слушала.
Потому что…
Потому что развернулась и поцеловала Серого. Сама. Прямо за стойкой тира. Моя кровь кипела, мое сердце пылало, и хотелось сотворить что-то… что-то… вот совсем-совсем безумное и прекрасное!
– Идем, – велела я, глядя в круглые и ошалелые синие глаза.
– Куда?.. – В ошалелых синих глазах было крупными буквами написано «где тут ближайшая кровать?!».
– На карусель! – припечатала я и потянула Серого за собой.
Туда, где в душной южной ночи сверкало, визжало, грохотало и рычало Раммштайном. «Sonne».
– Карусель! – с непередаваемо злым весельем повторил Иван. – Ага, идем!
– Кари-ина… – прошептал Серый и вдруг рассмеялся.
Громко. Искренне. Заразительно.
И мы пошли – к тому, что сверкало, разноцветно мигало, скрипело и визжало. И рычало голосом Тилля Линдеманна:
– Eins. Hier kommt die Sonne.*
– Zwei. Hier kommt die Sonne,** – прозвучало рядом со мной, только не басом, а тенором. Ваниным.
– Drei. Sie ist der hellste Stern von allen, – присоединился роскошный, просто роскошный бас. – Vier. Hier kommt die Sonne.***
Я аж заслушалась, так они пели! Сволочи! Офигенно! И только когда закончился припев, до меня дошло.
Они – пели! То есть они оба – певцы! Мать… твою же! Только меня судьба могла
