Итак, дни в лагере проходили для меня томительно длинно и скучно, а вечера – весело. Случалось, в мастерскую к Сандре заходил с инспекцией Драконов, и тут отсутствие электрического света и разумная конспирация помогали придать посиделкам пристойный вид чаепитий, тем более вино мы пили из чашек и кружек. Иногда, в хорошую погоду, избранный круг, отойдя подальше от лагерной ограды, располагался вокруг костра, где поджаривались на прутьях унесенные из кухни ломти хлеба и, если везло, сардельки или сосиски, все это запивалось вином и запевалось душевными песнями. Я очень гордилась, что вошла в круг избранных. Сонька, разумеется, к избранным не относилась.
– Что вы там делаете? – спрашивала Сонька, а я помалкивала, только туману напускала. Отвечала за меня Михална:
– Живут богемной жизнью.
Не для Соньки говорила, это мне она объявляла о том, что мои похождения ей известны. А Сонькины глаза загорались жгучим любопытством. Она пробовала вызнать хоть что-нибудь про Сандру и К, но я информации не давала. Когда Сонька сказала, будто Сандра некрасивая, я возмутилась и разразилась гневной тирадой, клеймила мещанские представления о красоте и красивых идиотках, у которых в голове опилки, а закончила тем, что Сандра – художница, и внешность ее соответствует профессии. Она, как и ее волнисто-волокнистая прическа, кожаные брюки, модные блузы и экстравагантные фенечки из бисера, керамики и кожи, выглядит стильно. Я действительно так считала. На мой взгляд, внешность Садры была значительнее и интереснее, чем слащаво-миленькие образцы Барби – кумиры Соньки.
Меж тем по лагерю пронесся слух, что я на ночь рассказываю своим малькам что-то интересное, и Михална пришла с проверкой. Я как раз была у мальчишек и повествовала о самой драматичной истории из Тауантинсуйу – смерти последнего Инки.
Испанец Франсиско Писарро, незаконнорожденный сын прачки и дворянина, начал с того, что пас свиней, потом служил солдатом, заработал офицерский чин, а позже с горсткой сподвижников отправился завоевывать новые земли, о богатстве которых ходили легенды. Был он неграмотен, но чрезвычайно предприимчив, смел и ради своих целей готов на все. Две экспедиции в Южную Америку закончились неудачей, а оставленные там испанские послы-разведчики были принесены инками в жертву своему богу. И случилось это все как раз в тот год, когда началась гражданская война между правнуками великого Пачакути.
Уаскар, законный наследник, жил в Куско, и после смерти отца объявил себя Сапа Инкой. Атауальпа был сыном наложницы, дочери вождя покоренного народа, и жил на севере империи, в Киту. Отец сводных братьев, Уайна Капак, был храбрым воином, но любовь к наложнице и их общему сыну помутили его мозги, он завещал разделить империю: Уаскару оставить юг с центром в Куско, Атауальпе отдать север с милым его сердцу Киту, где сам он, надо отметить, и проживал перед кончиной.
Братьям завещание не понравилось, каждый хотел править единолично. И пошли они друг на друга войной. Уаскар был разгромлен и взят в плен, а в Куско началась кровавая бойня. Истребляли весь род Уаскара: братьев, жену, наложниц и детей, а нерожденных вырывали из чрева матерей. Убивали всех его сторонников, столичную аристократию, а также ученых и историков, которые могли оставить память о ненавистном Уаскаре. Их четвертовали, вешали, душили, резали, живыми закапывали в землю, сажали на кол, протыкали копьем. Заодно казнили и простых жителей селений, бывших под властью Уаскара. Плененный Инка Уаскар сидел, привязанный к креслу, и смотрел на все это безумство. Атауальпа меж тем пребывал на родном севере, близ Кахамарки, отдыхал от ратных дел на минеральных источниках. Теперь он остался главным сыном Солнца, Сапа Инкой, и собирался править империей из новой столицы – Киту. Но продлилось это недолго.
