Одинокий рейд - страница 28



– Если выйти на правое крыло мостика, то в обычный «цейс» его можно увидеть – двадцать миль на правом траверзе.


Неопознанные самолёты целенаправленно угрожающе сокращали дистанцию. Командный пункт РЭБ получает приказ докладывать по целям непосредственно на ГКП с периодичностью одна минута, затем тридцать секунд.

– Как ты думаешь, – Терентьев наблюдал, как на табло высвечивается дистанция до целей, – одной «фортовской»[44] возьмём эту «бесхвостку»?[45]

– Легко, – ответил Скопин, – это всего лишь бомбёр.

– Цель номер один дистанция пятьдесят, – оператор выдавал данные чётко, но понимание ситуации невольно повышало голос до фальцета, – они задействовали систему радиоэлектронных помех. Цель раздваивается – наблюдаю пуск ракеты. Ракеты, две!

– Их на сопровождение ЗРК «Кинжал», – торопливо приказал Терентьев, чувствуя, как сокращается время реакции. Пеленг цели № 1 медленно сползал вправо – «Вулкан» отстрелялся и отваливал на разворот. Второй бомбёр-ракетоносец выходил на дистанцию пуска.

– Цель номер два – уничтожить!


Крейсер аж слегка присел при выбросе ракеты из контейнера носовой ПУ комплекса «Форт».

Ютящиеся в углу боевой рубки аргентинские представители вовсю таращились на выхлоп маршевого двигателя и прыснувшие газодинамические струи, бросившие ракету на азимут и траекторию перехвата. Тут же поступил доклад:

– Сопровождаю – цель номер два, тридцать секунд до поражения!

– Ракеты противника в зоне поражения «Кинжал», – объявил оператор РЛС «Позитив»[46].

– Пуск!

В носу корабля порхнули четыре фейерверка зенитных «кинжалов», при их 850 км/ч – минута преодолеть двенадцать километров до вражеских целей.

Почти одновременно домчала ракета средней дальности «форт», покрывшая сороковник кэмэ за полминуты.

Тщетно вихлял «британец» в противоракетном, задействуя систему радиоэлектронных помех – на встречном курсе, взаимная кинетика самолёта и разлёт осколочно-фугасной БЧ изломали конструкцию в секунды.

И четыре «кинжала» на два «шрайка» оказались избыточны – лишь одна противоракета мазнула на самоподрыв.

Переполненного эйфорией Терентьева трезвила реакция Скопина – по-мальчишески в азарте приоткрывшего рот, наблюдавшего, как табло «втягивает» в себя дистанцию до целей, при сопутствующей монотонности операторов: «дистанция потеряна!»… «угол места – ноль!». И наконец, захлопнув свою скалящуюся пасть, тот снова осклабился с довольным видом:

– Есть!

Что особо произвело впечатление на выпучивших маслины-глазищи аргентинцев, и без того едва ли не пускающих слюну на машинерию русских, понимающих по одной только радостной роже Скопина – бриттов уделали.


Продолжали поступать доклады по воздушной обстановке: по пеленгу сбитого самолёта фиксируется радиомаяк «мэйдэй» – вероятно, кто-то из экипажа катапультировался. С «Бельграно» передали, что займутся поиском и спасением. Распаровка-«Вулкан», выжимая свои максимальные 980, улепётывал на северо-восток. Не менее перетрухнувший «Нимрод» благоразумно держался на 150 километрах от опасного русского.

– Ещё успеем беглеца достать, – кровожадничал старпом, – и в «Нимроде» наивные, у них наши ТТХ устаревшие[47].

– Побережём боеприпасы.

Настрой у Терентьева был пессимистичный – факт, что англы пошли на открытую конфронтацию, перечёркивал все планы дойти до Камрани без особых эксцессов.

– Джентльмены показали себя весьма решительными, – сказал он посерьёзневшему Скопину, – и в такой же мере и самонадеянными. Но на пути домой нас будет поджидать третий флот США вкупе с подтянутым из Индийского «пятым оперативным». Поэтому вернёмся к переговорам. Боюсь, нам придётся принять предложения аргентинцев.