Вместе со всеми и наш банный стоял. Вначале он в восторге был, пальцами водил, бурчал что-то. А ему объяснить пытались: «Упадёт, дескать, кран-то, и колокол разобьётся. Да что тебе говорить? Всё равно ничего не понимаешь». А парнишка глаза таращил, лоб морщил и постепенно допёр, что кран упасть может, точнее сказать, грохнется с минуты на минуту. Он тогда стал мужикам что-то объяснять, лопочет им, руками машет, но они его не слушали: «Дошло наконец. И без тебя знаем. Да что сделать-то можно?» Парнишка аж весь затрясся от возбуждения. С ним такое уже случалось, поэтому никто особенно внимания не обратил на это, все на кран смотрели. Ситуация на тот момент безвыходной стала. Могла ведь и колокольня рухнуть, кран-то лёг на неё всем своим весом, плюс вес колокола. Слишком жарко же стал туда-сюда бегать. То вокруг крана, то потом вокруг церкви. Да шепчет что-то, приседает, руками взмахивает.
Отец Иоанн стоял бледный и уж смирившийся с тем, что разобьётся колокол: «Только бы люди не погибли, а колокол… Что же, Бог даст, новый закажем. Когда только? Дет через десять… Что делать-то? Беда. Вон дитя неразумное, и то так переживает…» Стоит батюшка, чуть не плачет, и кого винить, случай?
Крановщик из кабины вышел, руками смущённо разводит: «Что поделаешь?»
– И что теперь?
– Был бы второй кран, тогда перецепили бы.
Но все понимали, что найти такой второй кран сложно. Нет его.
А парнишка наш всё бегает. То к крану подбежит, то к колокольне. А потом замер у машины, стоит, смотрит, и по лицу его крупные капли пота потекли ручьём, как будто в бане он сидит, а не на улице весенней. Напрягся весь, кряхтит, будто тянет что-то тяжёлое руками за канаты.
– Это кто? Дурачок ваш местный? – спрашивает крановщик.
– Ой, смотри, смотри… Падает, кран падает!!!
Ахнул народ. Действительно, стрела заскрипела, трос натянулся, задрожал… Вздрогнула стрела, пара кирпичей со штукатуркой от стены отвалились.
– Берегись, берегись, сейчас упадут, упадут!
– Подальше, подальше…
И строители, и местные стали отбегать подальше от крана с колоколом – опасно. Только парнишка остался, как в землю врос.
– Беги, беги, парень, погибнешь!
Стоит по-прежнему, сопит, рычит… И тросы на кране дрожать ещё сильнее стали, и вздрогнула стрела. Вздрогнула и нехотя отошла от стены.
– Гляди, гляди, что там?..
Колокол медленно отходил от стены, и машина встала всеми восемью колёсами на землю. Все, кто в тот момент у церкви были, рты пооткрывали. Чудо!
– Ой, милый! Ой, выручай! Только не отвлекайте его, только не подходи к нему никто!!! Не вводите меня во грех, бо, пришибу! – запричитал отец Иоанн, вдруг поверивший в чудо.
Когда опоры полностью вышли, мужики быстро завели под них широкий металлический швеллер. Крановщик уж в кабину влетел и осторожно поставил колокол на место под балку. Там его быстро закрепили. Все работали, как под гипнозом, понимали друг друга без слов. Когда закончили, только пот со лба утёрли и закурили, кто курил. Руки тряслись, и пот у всех ручьём. Крановщик, тот вообще молча собрался, перекрестился и быстро уехал. Местные тоже в растерянности были, в стороне топтались.
– М-да…
– Да-а-а…
– Надо ж такое…
И всё. Батюшка всё на церковь крестился и кланялся, крестился и кланялся. Так – минут пятнадцать, а потом парнишку обнял и три раза поцеловал: «Я уж, милый мой, не знаю, кто ты. От лукавого сила твоя, или Господь тебя наделил, только сегодня ты людям, церкви большую услугу оказал. Тебе это зачтётся. Спасибо и вам, люди добрые. Руки дрожат. Даже вон слеза выступила от сильных чувств. Господь с нами. Праздник сегодня. Накрывай столы».
