Сын же любимый его, что когда-то отплыл с Одиссеем
На глуботрюмных судах к Илиону, что славен конями, –
Сын Антифонт был убит, копьеборец, в пещере Циклопом
[20] И послужил для него он последней едою на ужин.
Трое других сыновей были дома: один – с женихами
Буйствовал, сын Еврином; двое – в поле отцу помогали.
Но о погибшем не мог он забыть: всё оплакивал горько,
Всё сокрушался о нём. И народу сказал со слезами:
[25] «Слушайте, что я скажу перед вами сейчас, итакийцы!
С тех самых пор, как отплыл Одиссей на судах глуботрюмных,
Мы не сходились ещё на всеобщий совет здесь ни разу.
Кто же собрал нас теперь? Кто почувствовал надобность в этом?
Юноша он, может быть? Или зрелый годами мужчина?
[30] Может быть, слышал он весть, что идёт неприятеля сила,
Хочет нас предостеречь он о том, наперед всё разведав?
Или о пользе другой для народа сказать он намерен?
Мудрым он кажется мне, и совет его, верно, полезен.
Зевс да поможет ему, если доброе дело задумал!»
[35] Так он сказал. Телемах ободрён был его добрым словом:
Сразу подняться и речь обратить он к собранью решился.
Встал он и вышел вперёд. Тут же скипетр вложил ему в руку
Вестник его Певсенеор, что всегда был разумен в советах.
К старцу сначала тогда Телемах обратился; сказал он:
[40] «О, мудрый старец! Тот муж, что собранье собрал, – недалёко.
Вот я, пред вами, – гляди. И великая скорбь меня гложет.
Нет, я не слышал о том, что идёт неприятеля сила;
И не разведывал то наперёд, чтобы вам сообщить здесь.
Также о пользе другой для народа сказать не намерен.
[45] Речь обо мне и о том, что на дом мой обрушились беды.
Две их: одна – мной отец благородный пропал безвозвратно.
Был он и вам как отец, вас любивший, когда был царём здесь.
Ну а вторая беда тяжелее того – угрожает
Мне разореньем она, весь мой дом от неё истребится:
[50] Яро преследуют мать против воли её неотступно
Граждан знатнейших сыны, женихами в наш дом они ходят.
Прямо к отцу её в дом обратиться, к Икарию старцу,
Смелости нету у них. Пусть бы сам он со щедрым приданым
Выдал её за того, кто из них ему будет приятней.
[55] Нет же! Приятнее им ежедневно толпой к нам являться,
Резать у нас и быков, и козлов, и баранов без счета,
Шумно все дни пировать, истребляя вино дорогое.
Дом разоряется наш. Нет сегодня в нём мужа такого,
Как Одиссей, чтобы мог от проклятия дом наш избавить.
[60] Сами ж беспомощны мы. И, наверное, в будущем тоже
Жалости будем одной мы достойны, лишившись защиты.
Если б я силу имел, – сам бы стал я для дома оплотом!
Но нестерпимы уже стали беды для нашего дома:
Гибнет он, грабят его. Вас самих не тревожит ли совесть?
[65] Так устыдитесь тогда пред народами, что по соседству
Нас окружают! Или хоть побойтесь богов, чтобы в гневе
Не покарали они за дела недостойные эти.
Я же взываю теперь к олимпийскому Зевсу; к Фемиде,
Что учреждает суды средь народа и их завершает!
[70] Ну так признайте ж, друзья, моё право! И дайте мне в горе
Дома побыть одному. Или, может, родитель мой славный
Некогда чем-нибудь здесь оскорбил меднолатных ахеян?
Может, умышленно вы мстите мне за своё оскорбленье,
Дом наш теперь разорять поощряя? Уж было бы лучше,
[75] Чтобы вы разом и скот, и запасы все наши пожрали:
Вот уж тогда бы скорей совершилось и ваше возмездье.
Мы бы ходили тогда по домам городским, умоляя
Наше обратно отдать: так, пока бы вы всё не вернули…
Вы же мне сердце теперь безнадёжным терзаете горем!»
