– Но они бесценны!
Я качаю головой, рассматривая коллекцию твари:
– Это барахло. Дешевые безделушки, за которые отчаянно цепляешься. Нельзя стоять на месте, надо идти вперед. Я должна отпустить эти воспоминания.
– Майлин, прошу, не делай этого. Это безумие, это…
– Как ты говоришь со своей Королевой? – издевается тварь.
Затем она снова переводит взгляд на меня:
– Я хочу только воспоминания. Чувства оставь себе, мне они без надобности. Хочу представить, будто знаю ее. Знаю Королеву.
– Забирай их, – соглашаюсь я, игнорируя возмущенный вскрик Натаниеля. – Забирай воспоминания о Виктории, Королеве Лиаскай. Другие воспоминания о ней и о тех временах, когда она не была Королевой, я оставляю себе.
– А зачем они мне? – просто интересуется тварь.
И быстрее, чем мы с Натаниелем успели бы сжать руку в кулак, тварь проскакивает между нами. Мы оглядываемся, и на мгновение кажется, будто тварь исчезла. Ее невероятная скорость ошеломляет. Все это время она могла сбежать. Кажется, это ловушка…
Что-то летит прямо мне в лицо! Натаниель дергает меня за руку, и рану на плече обжигает такой болью, что я вскрикиваю. На секунду темнеет в глазах. Тяжело рухнув на колени, я роняю телефон. Он падает дисплеем вниз. В свете фонарика сверкают перламутровые осколки. Тварь запустила в меня то ли вазой, то ли кувшином. Но среди осколков лежит он… Церцерис. Слезы застилают взгляд, и стоит мне схватить матово поблескивающий амулет, они неудержимым потоком текут по лицу. Я рыдаю. Не сопротивляюсь, когда Натаниель осторожно меня обнимает.
– Тварь ушла, – шепчет он. – Все в порядке. Ее нет.
Я быстро киваю, стискивая зубы. Все тело напряжено, меня колотит дрожь.
– У нас есть Церцерис.
Догадывается ли Натаниель, что значит для меня этот Церцерис? Наконец, спустя столько месяцев я получила маленький кусочек лиаскайской ночи, без которой, возможно, не смогу больше жить… Но я не чувствую радости. Мне вдруг становится холодно. Стуча зубами, я пытаюсь подняться, но чуть не падаю. Натаниель успевает меня подхватить. Вдруг он замирает. Осторожно ощупав мой бок, он поправляет куртку и смотрит на свои пальцы.
Кровь. Я почти забыла…
– Майлин. – Кажется, будто тварь забрала голос Натаниеля с собой, оставив только шепот.
Бережно развернув меня к себе лицом, Натаниель расстегивает мою куртку, отворачивает воротник и вскрикивает:
– Майлин! Ты спятила?
– Это не я! – выпаливаю я первое, что приходит в голову.
Натаниель держит руку на моем пульсе, ругаясь сквозь зубы. Кого же он костерит – меня или ту тварь? Кажется, он что-то говорит про больницу…
– Больница? – слабо переспрашиваю я. – И как мы объясним это врачам?
Натаниель бормочет что-то подозрительно напоминающее: «да плевать». Осторожно подведя меня к люку, он спрыгивает туда и машет рукой, призывая следовать за ним. Я не хочу показаться слабой – Натаниель слишком часто видел меня такой. Но голова у меня будто ватой набита, в глазах пляшут черные точки… Я неуклюже прыгаю, Натаниель ловит меня на руки, и в этот миг мне не до гордости. Боль пронзает с ног до головы, словно в раны тыкают световыми мечами…
– Проклятье! – сквозь зубы шиплю я. – Отпусти меня.
– Что, прости?
– Отпусти меня, живо, пока я не вырубилась.
Натаниель и не думает меня отпускать, но я дергаюсь так сильно, что у него не остается выбора.
– Отпусти! – упорствую я. – Вот помру, тогда таскай меня сколько душе угодно!
