Мою лучшую подругу звали Сара Бет Хитмен, ее папа был президентом «Сельскохозяйственного банка Индиэн Маунд» и работал на Мэйн-стрит. Из-за мамы, точнее – из-за того, что́ она сделала, у меня было не так много подруг. Похоже, родители других девочек считали, что склонность прыгать с мостов может быть заразной. Мне, правда, всегда говорили, что мама упала в реку случайно, но на самом деле никто из взрослых в это не верил. Не верила и я.
С Сарой Бет мы сошлись случайно. У нее тоже не было подруг, а все из-за того, что ее родители были слишком старыми. Они были старыми, когда Сара Бет родилась, а теперь, когда ей исполнилось четырнадцать, они стали еще старее. Быть может, именно поэтому Сара и была такой неуправляемой. Так говорила о ней тетя Луиза, но мне так не казалось. Напротив, я была рада поддержать любую безумную идею, любое озорство, какое только приходило моей подруге в голову.
Как-то в среду, в конце июля, я сидела на заднем дворе под большим кипарисом, делая вид, будто читаю, хотя на самом деле я просто грелась на солнышке и с удовольствием вдыхала душистый и теплый воздух лета. Время от времени я поглядывала на заднюю стену своего дома и гадала, почему он выкрашен желтой краской, тогда как все остальные дома в окру́ге были белыми. Насколько я знала (точнее, как мне рассказывали), идея выкрасить дом в желтый цвет принадлежала еще моей прабабке, которая приехала в эти края из Нового Орлеана. Она же распорядилась построить на крыше с правой стороны нелепую башенку, как в какой-нибудь средневековой крепости, потом родила дочь, а когда ей все это надоело, прабабка все бросила и снова отбыла в Новый Орлеан. Когда этот дом станет моим – а это обязательно случится, поскольку, как объясняла мне тетя Луиза, в каких-то бумагах записано, будто усадьбу должна наследовать старшая девочка в семье, – я непременно прикажу выкрасить его белым, как у всех.
Иногда я спрашивала себя, не считают ли дядя Джо (так зовут брата моего папы), тетя Луиза и мой кузен Уилли, что дом должен достаться им, поскольку им все равно приходится здесь жить, чтобы заботиться обо мне. Я часто слышала, как тетя сердится из-за необходимости подновлять краску или чинить текущую крышу, но стоило ей в такие моменты посмотреть на меня, как у нее тут же становилось такое лицо, будто перед ней – тонущий в луже котенок. Тогда тетя сразу начинала всхлипывать и обнимать меня так крепко, словно я была ее единственным сокровищем, и она готова была пожертвовать всем ради моего блага. Нет, она правда любила меня так, словно я была ее родной дочерью, и я вполне могла это оценить, но… но она все же не была моей мамой. Моя мама шагнула в реку с моста Таллахатчи, и я осталась одна.
В два часа пополудни все мужчины, которые приезжали домой обедать, снова отправились в поля, а все женщины принимали ванну или обтирались мокрой губкой, чтобы подремать пару часов в постелях, пахнущих цветочными духами и детской присыпкой. Именно в этот момент с подъездной дорожки донесся сигнал автомобильного клаксона, и я бросилась туда. На дорожке стоял семейный «Линкольн» Хитменов: за рулем сидел их черный шофер Джим, а на заднем сиденье я увидела Сару Бет.
– Хочешь поехать в синематограф? – спросила подруга, выглядывая в окошко и улыбаясь.
«Доктора Джекила и мистера Хайда», который шел в нашем городском синематографе, мы смотрели уже трижды, поэтому я сразу поняла, что Сара что-то затевает, и поскорее забралась в салон. Джим действительно высадил нас напротив кинотеатра, и Сара Бет, дождавшись, пока он отъедет, повернулась ко мне и принялась излагать свой план.
