– А что с лицом? Чего оно у тебя одностороннее? В смысле, почему улыбка такая кривая? Это навсегда?
Он не ждал, что я начну ему отвечать, просто продолжал заваливать вопросами. Честно, уже наступал предел моего терпения.
– Врачи что-то говорят? И стрижка, конечно… Ты напоминаешь тифозного мальчика. Но шрам зарастет, ничего. А так, жутко, конечно. Один нос и глаза остались. А какие шикарные у тебя были косы… вот правда, шел бы по улице и не узнал. Похудела сильно.
– А ты не отличаешься галантностью, да? – только и смогла сказать я после потока его комплементов.
Макс смутился. А я не думала обижаться, потому что точно знала – молчать он не умел. И всегда из-за испытывал большие проблемы с коммуникацией. Пару раз даже нос ему ломали.
– Ладно, проходи, садись, – впустила я его на кухню. – Чай будешь?
– А пожрать есть что? С утра ничего не ел.
Учитывая, что на дворе было утро, я вздохнула и спросила:
– Пельмени подойдут? С маслом или сметаной?
– Подойдут. С майонезом, если есть. Составишь компанию?
Я кивнула и пошла к холодильнику. Вот что мне нравилось в моем старинном друге – он прямой, как прут. Никаких игр и пристрелок. Можно начинать сразу с главного.
– Сам понимаешь, я даром не кормлю. Не кривись, пожалуйста, от тебя не убудет. Зато пельмени с мясом и майонезом. И даже добавку организую по желанию.
– И чем мне с тобой потом расплачиваться за такую доброту? – Максим уже примерился к моему стулу и размещал на нем свой филей.
Было видно, что разговор у нас получится. И от этого я испытывала облегчение.
– Знаниями, дружище, знаниями. Макс, расскажи про маньяка, мне очень нужно разобраться в этом деле. Ты же понимаешь, что произошло. Я чудом осталась жива, и хочется понимать, что меня ждет дальше. Ты спрашивал, что врачи говорят. Говорят, что я дура.
Макс посмотрел на меня вопросительно. Я молчала. Важное правило, которое я усвоила с детства – не стоит все объяснять. Куда полезнее может быть, если у людей останется прекрасная возможность додумать так, как им удобнее. Это открывает безграничные возможности.
Не знаю, к каким заключениям пришел Макс, но он ответил:
– Вот так и знал, что это не я тебя допрашивать буду, а ты меня! Васён, ты же понимаешь, что я не имею права разглашать информацию. Я знаю, что у тебя личный интерес. Но мне, если что, прилетит по первое число.
Макс вздохнул и посмотрел на меня, а я улыбнулась. Криво, конечно. А потом похромала к холодильнику.
– Ну так что, пельмени варить? Ты же знаешь меня, я все равно не отступлюсь.
– Ладно, – вздохнул он. – Вари. В этом городе раньше нас узнают о ходе дела даже таксисты и продавцы на рынке. Так что, думаю, Америку я тебе не открою.
Я хмыкнула и поставила кастрюльку на огонь. Город у нас и, правда, славный. Сплетни летают по воздуху. Просто бери и хватай.
– Зачем тебе эта информация, Вась? Ты же не собираешься лезть со своим расследованием?
– Просто хочу знать, что я пропустила. И к чему, собственно, готовиться. Я ведь смотрю, меня никто не охраняет. В больнице после моего падения с кровати охрану убрали. Почему?
– Твой доктор помог. Сказал, что у тебя такая травма, что с ней в пару идет амнезия и идиотизм, – Макс хохотнул. – Да и следователю ты ничерта не сказала толкового. Кепку только и вспомнила, да грязные ногти. Эту информацию разнесли по прессе, поэтому и интерес к тебе сник. Не свидетель ты, Васька, а бумажка от ириски. А у нас людей нет. Так что охрану сняли, когда второй труп объявился. Охранять тебя смысла нет. Так что тут ты права – тебе надо думать о своей безопасности. Собственно, это одна из причин, по которой я здесь. Ты же знаешь наш город. У нас пока петух не клюнет, никто ничего делать не будет. Мертвая ты могла бы вызвать интерес у следствия, а живая, к сожалению, ты пользу не принесла.
