– Хреново, – с порога пожаловался муж. – Какой-то козел поцарапал мне машину. Причем не то чтобы цапанул, выезжая, а нарочно чем-то острым саданул. Двух месяцев не проездил. Вот ведь народ, твою мать!
– А где ты машину оставил? – сочувственно поинтересовалась Лина.
– В аптеку заскочил, голова болела. У входа припарковался. И не было меня всего минут пять-семь, – пробурчал муж из глубины гардеробной. – Андрюха хоть дома?
– Дома. Кажется, на компьютере играет – на весь дом стрельба слышна. Есть будешь? – задала Лина обязательный вопрос, на который не ждала ответа – муж никогда не ел после восьми, и даже ужин их «домоправительница» Елена Степановна всегда готовила только для Андрея.
«Получается, что он почти никогда не ужинал дома», – осенило Лину. И вовсе не оттого, что заботился о своем весе. Наверное, он ужинал где-то в другом месте и в другой компании. Как все просто.
– Хоть бы показался, охламон. Нет, есть не буду, чаю попью.
Они озвучивали свои привычные реплики, почти не слушая друг друга, лишь соблюдая очередность. Вопрос – ответ. Чашка чая перед сном тоже была традицией, как и то, что Лина всегда сидела рядом, молчала, если чувствовала, что муж не хочет говорить, слушала, если он готов был о чем-то что-то рассказать, или говорила сама – если он не очень устал за день и соглашался слушать. Лину этот милый семейный ритуал никогда не раздражал, более того, она очень ценила эти моменты общения. Но сегодня, глядя на мужа, она вдруг подумала, что ему, вполне возможно, неприятно ее присутствие, и он с куда большим удовольствием выпил бы свой чай в одиночестве, не отвлекаясь на дирижирование отлаженным оркестром в составе одного опытного музыканта.
– Пойду я спать, – Лина старательно зевнула. – Ты тоже ляжешь или тебе работать надо?
– Да какая, к черту, работа? – мрачно отмахнулся муж. – Наработался уже на сегодня. Коньяка выпью – и спать. Ты ложись, не жди меня.
Они помолчали. Сергей сосредоточенно размешивал ложечкой сахар.
– Сережа… А я вас видела сегодня. В парке, – неожиданно брякнула Лина, начисто забыв о своих благих намерениях и решении молчать, быть терпеливой, мудрой и сдержанной.
Ложечка звякнула о край кружки и замерла. Опять повисла долгая пауза. Сергей отставил чашку и поднял глаза на жену. Взгляд был непонятный, тяжелый.
– Понятно… Так это ты, значит? Отомстила?
– Я тебе звонила! А ты сказал… Хотя вы с ней… – сбиваясь, торопливо залепетала Лина.
Не говоря ни слова, Сергей встал и вышел из кухни. Лина засеменила за ним через холл, поднялась по лестнице на второй этаж, шла рядом по балкону до кабинета и говорила, говорила, не выбирая слов, да и не понимая толком их смысла. И замолчала на полуслове, только оказавшись перед захлопнувшейся за мужем дверью кабинета. Постояла, прислушиваясь, – изнутри почти сразу же заорал телевизор. Лина растерялась. Она ждала упреков, извинений, оправданий, ссоры, скандала – всего чего угодно. Но не этого непонятного молчания и захлопнутой перед ее носом двери. На глаза навернулись слезы, и, боясь разрыдаться прямо тут, под дверью, она повернулась и побрела в спальню.
Войдя, Лина щелкнула замком, запирая дверь изнутри: если муж опомнится и придет просить прощения, то пусть знает – она шокирована и оскорблена до глубины души и его изменой, и его реакцией, поэтому извинения ей не нужны. В семье случилось такое, что извинениями тут дела не поправишь.
