И если все эти годы я сдерживал это чудовище, старался запереть его в самом темном углу и окончательно покончить с ним, то теперь я оказался даже рад тому, что зверь порвал путы и выбрался из клетки.
Я метался от одного угла к другому, пинал, швырял и рвал все, что попадалось под руку.
Я ничего не видел и не слышал и лишь уверенными движениями превращал в осколки то, что когда-то было ценно. Слишком ценно для меня.
В этот момент я хотел лишь одного – чтобы от этого места не осталось и следа, чтобы всё разлетелось вдребезги, так же как и моя душа, которая разбилась на мелкие кусочки в ту самую секунду, когда я не смог встретиться с изумрудными глазами моей малышки. Моим телом и разумом завладела ярость и она испепелит вокруг себя всё, засыплет этот чертов дом пеплом. Но для начала я должен выследить и поймать каждого из них, а потом по очереди поджарю на этот адовом огне, который в эти секунды выжигал в моей груди огромные черные дыры.
Увидел на стене в гостиной большой семейный портрет. Замер напротив него. Джеймс Стивенс улыбался мне, сидя в своём любимом, большом кожаном кресле, окруженный своими сыновьями. А точнее монстрами, которых он создал.
– Знаешь, а я действительно мог отдать за тебя свою жизнь, если бы ты попросил меня об этом! – выкрикнул я в лицо Джеймсу, сделав большой глоток из бутылки с виски, которая уцелела и случайным образом оказалась у меня под ногами. – Я бы сделал это, ведь я считал тебя своим отцом и в какой-то мере даже любил тебя, ублюдок!
"Семью нужно защищать", – пронесся голос Джеймса где-то неподалёку от меня. – "Семью нельзя предавать. Твоя семья – я и братья…"
– Нет! Она – моя семья. Мия – мой мир и моя семья! А твои ублюдки забрали её у меня!
"За плохое поведение всегда будет наказание… Это твое наказание за твое предательство!"
Я слышал голос Джеймса так четко, словно он стоял позади меня. И если бы он действительно там был, то я бы не задумываясь, снова перерезал ему глотку.
– Да пошёл ты! – выкрикнул я и машинально кинул в портрет бутылку.
Она разлетелась на осколки, а я стал крутиться на месте, выискивая самый большой обломок.
Мне давно нужно было это сделать…
Взял самый большой кусок стекла с острым концом, на котором были мелкие зазубрины и не раздумывая, врезал его себе в кожу. В то самое место на груди, где свои крылья распахнул красный пересмешник. Сделал надрез на коже, резко дернув рукой вниз. Часть рисунка покрылось моей кровью, а область сердца неглубокой раной.
И к моему большому удивлению, я даже боли не почувствовал. Наоборот же, я наконец-то смог свободно вздохнуть.
Вытащил осколок и снова воткнул его, повредив другую часть рисунка. Я лишил птицу головы, а теперь с радостью лишу её и крыльев. И когда от рисунка практически ничего не осталось и красные кровяные дорожки полностью залили тело пересмешника, мои руки задрожали и я ощутил жгучую, острую боль. Боль от того, как я так быстро уничтожил то, что так долго было по-настоящему ценно для меня.
Я всегда ненавидел Джеймса, но ценил и уважал его. Я ценил семью, которую он мне дал. Пусть и далеко неидеальную, но я всегда знал, что если мне понадобится помощь и я попрошу, они пойдут за мной и не радумывая, встанут за моей спиной.
А теперь я сам приду к ним и меня не нужно даже просить об этом! Вот только в руке я буду держать нож не для нашего общего врага, а для них – моих братьев.
