Людмила Александровна опустила глаза:
– Ой, да ты все неправильно понял.
Павел поджал губы, чтобы не сорваться:
– Мама!
Мать всхлипнула и прошептала:
– Ладно, ладно… Не сердись, дорогой мой… Я вижу, что ты совсем взрослый уже, но сказать мне правда нечего. Сыночек, ничего серьезного, просто плохо себя чувствую.
Павел понимал, что это конечно же ложь во спасение спокойствия в семье, но решил не давить на мать и сказал только:
– Если тебе плохо, что-то болит, почему к доктору не идешь? Вызови, наконец, врача домой, лечись или отцу скажи, он сам тебе врача самого лучшего пришлет.
– Конечно, конечно, не волнуйся, – засуетилась мама, обрадованная тем, что сын не стал разбираться дальше, – схожу в поликлинику обязательно. Завтра и схожу.
Чуть позже, когда сын уже сидел за обеденным столом, Людмила Александровна, поставив перед ним тарелку ароматного борща, ласково поцеловала своего мальчика в макушку:
– Ах, сынок, сынок… Вырос ты быстро! Как быстро! Вот уж годы бегут… Заботливый ты стал, внимательный! Дорогой мой…
И тут, сам не понимая почему, Пашка вдруг почувствовал, как в горле встал ком, а на глаза предательски навернулись слезы. Он резко обернулся и совсем как в далеком детстве обнял мать за худенькие плечи:
– Мам, ты только не плачь больше! Ладно? Не плачь! Я тебя в обиду никому не дам! Слышишь?
Людмила Александровна, не скрывая покатившиеся по лицу слезы, прошептала, кивая:
– Слышу, милый мой! Спасибо тебе. Мне жить станет легче только от мысли о том, что есть защитник у меня, опора в старости.
С того времени отношения матери и сына стали гораздо теплее и ближе. Они могли, сидя по вечерам на кухне, о чем-то поговорить, обсудить фильм или просто посудачить о родственниках и знакомых. Странно, но чем ближе становились мать и сын, тем все больше и больше отдалялся от них отец. Он, все время пропадающий в обкоме партии, дома появлялся редко, даже по праздникам чаще всего отсутствовал, а когда и приезжал домой, то молча ужинал, уткнувшись в какую-нибудь газету, смотрел телевизор, чаще всего новости, или работал в кабинете. С сыном отец обращался как с равным, поучать его не брался, но и откровений никаких, конечно, не допускал. Хотя отец был суров и скуп на ласку, он все же не скрывал, что ему приятны Пашкины победы и достижения. Глядя на кубки, выставленные на полках, и наградные медали, любовно развешенные матерью на стенах, отец удовлетворенно покряхтывал и, жмурясь, словно кот на масленицу, довольно говорил:
– Молодец, сын! Молодец! Фамилию нашу не позоришь! Мне за тебя не стыдно, и матери приятно! Так держать!
Павел и вправду имел в спорте поразительные успехи, в шестнадцать лет он уже имел первый взрослый разряд, выступал за город, область. Правда, справедливости ради надо сказать, что карате не стало его единственной любовью. Он с такой же страстью и увлечением занимался шахматами, показывая неплохие результаты. Обожал музыку, очень прилично играл на гитаре. Вот в школе, конечно, звезд с неба не хватал, но все же учился стабильно, без троек. Как-то на родительском собрании классный руководитель сказал, что основной чертой его характера является порядочность, и это было совершенно точно подмечено. Пашка вырос честным, добрым и справедливым – порядочным человеком!
Годы шли. Время неумолимо бежало…
Пашка взрослел и становился красивым, высоким, совсем взрослым. Поступив в Воронежский университет на физмат, он так очаровал своими талантами всех факультетских девчонок, что они ходили за ним гурьбой. А он, увлеченный учебой, новыми друзьями, спортом, казалось, их и не замечал. Однако жизнь берет свое…
