Деньги? Стуканул кто-то? Просто плановая проверка?
И где ты сам, друг мой? Может, в другой комнате сидишь? Но ты тоже не расколешься, знаю я тебя…
От нечего делать я начал насвистывать русский мотивчик, который вчера услышал на Брайтон-Бич.
Скажи мне до свиданья
Скажи мне прощай
Скажи мне до свиданья
Я буду по тебе скучать…
– Он тебя расколол…
– Сама бы попробовала! – огрызнулся Рифкин. Он нервно пил кофе… Алану он знал с тех пор, когда она еще начинала судебным бухгалтером по делам мафии.
– И попробую. Хочешь, скажу новость?
…
– Знаешь, кому принадлежит «мерс», на котором ездит этот тип. Ну, который там, у офиса стоял?
???
– Михаилу Гришману!
Рифкин удивленно поднял брови
– Ты уверена?
– Точно. Пробила номер.
– Ни хрена себе… это получается человек старика Гришмана?
– Возможно. И скорее всего кто-то уже несет в суд habeas corpus[32].
– Че-ерт.
– Нам нужен не он. Нам нужна информация по Брю.
– Давай, я попробую.
– Ты? Ты же работаешь в разведке.
– Ну… это не мешает мне попробовать, так?
– Так, но…
Алана уже допила свой кофе и решительно поднялась со стула.
Я ошибся. Одно из двух. Либо выпустить, либо прессовать. Но того, что сделали они, я на самом деле не ожидал. Совсем.
Открылась дверь, но вошел не адвокат, не прокурор, не этот тип, а… Алана! Да, да, та самая Алана, которую я подцепил в ДжФК. Я даже это платье видел – оно у нее на стойке висело.
Твою же мать…
Это что – подстава? А что – запросто? Вопрос в чем – смысл? Компромата тут никакого быть не может – был секс и был, что с того-то. Жены у меня нет, шантажировать скандалом и разводом бессмысленно. Тогда что?
И пока я это думал, дамочка, которую я сутки тому назад пользовал, уселась на место, на котором только что сидел нью-йоркский еврей (спорим, бывший атторней), и выложила на стол фото. Мне одного взгляда было достаточно, чтобы все понять…
– Как это произошло?
Я сразу узнал машину Боба – он гордился ей. Старый пикап «Форд Ф-250»… пять литров, восемь цилиндров, честный полный привод и усиленная подвеска, никакого алюминия, одна сталь. У него была нахлобучка, закрывающая кузов, – такие любят ставить охотники и рыболовы, потому что тогда можно будет расстелить в кузове спальный мешок и ночевать, и не платить за мотель. Боб бы так и сделал. Он ни за что бы не заплатил за мотель…
– На дороге. Машина внезапно потеряла управление. Загорелась и взорвалась. Мы предполагаем, что это не случайность.
– Он… возил канистры с топливом в кузове, – сказал я, – две или три. Говорил, что… на всякий случай.
– Есть признаки того, что они и взорвались. Кто-то обстрелял машину. Бронебойно-зажигательными…
…
– И мы хотим понять, кто это сделал.
Я так ничего и не сказал. Ищите лоха. Просто сказал, что говорить ничего не буду, и все, с концами. Через четыре часа зашел этот… прокурорский и сообщил, что я свободен…
Мне выдали то, что у меня забрали, и открыли передо мной дверь. Я вышел… за спиной было что-то вроде бетонного торгового молла, только высотой в десять этажей, а передо мной – бескрайние поля припаркованных машин. Здание было больше, чем основное здание ЦРУ, и оно было не единственным… я же говорю, нет больше демократии. Предположив, что общественного транспорта здесь нет, – я зашагал туда, где, как я полагал, была федеральная дорога.
Боб, Боб. Кто же тебя так…
Федеральная дорога оказалась дальше, чем я думал, – она провела меня через рощу, явно посаженную специально, чтобы скрыть спецобъект – все деревья примерно одного возраста и высоты, – а потом пошли засаженные пшеницей поля. Но я шел, напевая про себя песенку легиона про мужчин, которые отправляются в Африку, и которая поется ровно за восемьдесят восемь маршевых шагов. Пел – и старался ни о чем не думать…
