Однажды в феврале - страница 8

— Дин… – почти заскулила она.

Приподняв брови на жалкий голос, я швыряю её телефон куда-то в сторону. Не выдержав натиска, хватаю Андж и перетаскиваю на диван не в лучших для неё целях.

Никогда не причинял физической боли девушке.

Но на женский пронзительный крик в мозгу вовремя что-то щёлкает, и я останавливаю руку в паре дюймах от её лица, на котором столько слёз и хоть бы одна была искренней. Тушь чёрными ручьями безостановочно течёт с её глаз. Жалкое зрелище.

– Я сейчас с превеликим удовольствием окунулся бы в прошлый век, где неверных женщин продавали как рабынь на рынке любому желающему, но для тебя я бы лично изобрёл самую жестокую, извращённую казнь! – прижав к дивану, шиплю с презрением ей в лицо, твёрдо проговаривая каждое слово.

Из последних сил сдерживаюсь не совершить убийство первой степени.

Смотрю на неё и понимаю, что если я сейчас не слезу, то совершу непоправимые дела. Никак не могу избавиться от липкого желания прикончить её.

Убираю руки, надменно отступаю назад, ухмыляясь. Она приподнимается с дивана, сползает на пол и стыдливо прячет лицо в ладони.

– Дин, правда, я ни в чём не виновата, я не знаю, что ещё тебе сказать! – сквозь истеричный плач говорит она, а я хватаю её под локоть и ставлю на ноги, глядя на неё ожесточённым взглядом.

– А кто же, блядь, тогда здесь, интересно, по-твоему, виноват?! – разгневанно кричу на весь дом и, оттолкнув Анджелину от себя одной рукой, переворачиваю стеклянный стол.

Его тонкая поверхность разбивается вдребезги на множество крупных осколков, а следом летит в стену огромная ваза. Метнувшись к Андж, толкаю на диван, и она вжимается в его мягкую спинку. Расставив руки, заключаю её в ловушку, чувствуя, как меня уже разрывает от гнева.

Обхватываю её сердцевидный подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза, но она от страха их только зажмуривает.

– Какого хрена, Андж, скажи мне? Чем я так плох был для тебя, когда каждую свободную от «Саратоги» минуту старался провести с тобой?! Всё, чего бы ты не попросила, ничего для тебя не жалел! Любил искренне и просил только одного – уйти из бара, потому что для жены офицера неприемлемо, чтобы на её полуголую задницу таращились другие мужики! И ты сама мне это говорила! И говорила, что поступишь в свою долбаную актёрскую академию! А, оказывается, ты уже как полгода втайне от меня выбиваешь себе карьеру через постель, надеясь, что я никогда об этом не узнаю!

Не даю ей даже вставить слово. Всё бессмысленно.

– Я просто конченый идиот, который без конца верил твоим обещаниям и не видел всей твоей гнилой сущности. Потому что любовь слепа, да, дорогая?! Иди сюда, сука! – хватаю её за руку и тащу за собой в спальню. Она отпирается, пытается освободить свою кисть, но все сопротивления напрасны.

С ноги открываю дверь, и она едва не слетает с петель. Завожу Андж в комнату, распахиваю шкаф и вытаскиваю её чемоданы. Собрав все брендовые женские шмотки с полок, с вешалок, швыряю их в сторону разноцветных саквояжей.

– Собирай и пакуй своё барахло! Пока я не сжёг здесь всё дотла вместе с тобой!

Андж пытается успокоить, уверяя, что я не в себе и нужно остыть, прежде чем делать выводы, но на её слова я только больше вспыхиваю.

– Дин, послушай! Ты всё неправильно понял! Ну, пожалуйста! Я очень люблю тебя, милый! Ну почему ты меня не слышишь? – её истерия уже взрывает мне уши.

– Я уже достаточно услышал. Иди, успей отсосать у Майкла перед отлётом, может, и впрямь предоставит жалкий эпизод… Всё, вали, куда хочешь.