Анри не знал, что Бийо, которого часто приглашали в Пале-Кардиналь, исчез. Но, если сбежал, вполне мог свою обиду на Париж выместить стихотворным образом. И наверняка найдутся господа, которые станут его подзуживать: «А напишите-ка, мэтр Адан, еще куплетик, а давайте вместе посмеемся над стареньким кардиналом, которому все еще неймется!..»
– Есть еще одна особа, которая по зловредности затмит и салон де Рамбуйе, и салон де Ланкло, и всех прихлебателей королевы-матери, – помолчав, сказал отец Жозеф. – Шевретта… Не понимаю, как только ее духовник дает ей после исповеди отпущение грехов?!..
– Да, святой отец, – согласился де Голль. – Наслышан про эту даму. Такая может заплатить любому поэту…
– И отнюдь не деньгами, сын мой! Как же наша молодежь до сих пор не поймет, что постель Шевретты – прямая дорога в тюрьму, в изгнание или на эшафот?..
В эту минуту в боскет неожиданно заглянул юноша лет четырнадцати в костюме пажа, увидел отца Жозефа и часто-часто заморгал.
– Простите, святой отец, – пробормотал, кланяясь.
– Вас прислали за мной, Франсуа?
– Нет, святой отец, – ответил паж кардинала. – Мы все ищем кота. Его высокопреосвященство приказал, чтобы без кота не возвращались.
– И кто же пропал? – осведомился капуцин.
– Портос, святой отец. Этого кота в прошлом году господин де Пейрешем привез в подарок его высокопреосвященству из Московии. Все время убегает…
– А! Помню: огромный пушистый зверь дымчатой масти… Нет, дитя мое, здесь кот не появлялся. Ищи его в других местах. Итак, господин лейтенант, вам осталось только получить деньги на расходы и расписаться в ведомости, – заключил отец Жозеф, поднимаясь и потирая поясницу.
– Святой отец, – собравшись с духом, сказал Анри, – не сердитесь, но… я вряд ли смогу выполнить столь деликатное поручение. Меня не примут в отеле Рамбуйе – я не герцог и не стихоплет. А в салоне мадемуазель де Ланкло я тоже, пожалуй, буду нежеланным гостем, ибо не гожусь в любовники этой девице.
– Отчего же? Этот грех я вам отпущу, – серьезно ответил капуцин.
Анри был не слишком высокого мнения о своей внешности. И отчасти прав: рядом с Эженом де Мортмаром, например, статным и кудрявым от природы, он проигрывал. Всякий раз, собираясь в гости, де Голль приказывал своему старому лакею Бернару разогревать щипцы для завивки. Он пробовал на ночь накручивать волосы на папильотки, как делали многие гвардейцы даже в его роте, но всякий раз ему снились кошмары. Анри страшно не высыпался и в конце концов оставил эту затею.
– Я не знаю, под каким предлогом заявиться и к той и к другой, – честно признался де Голль.
– Хм, предлог?.. Предлог я вам найду! Пока что исполняйте свои обязанности. Через пару дней получите от меня указания, – распорядился отец Жозеф. – И вот что, сходите-ка на представление в «Бургундский отель». Труппа его кичится покровительством его величества, а дураки-актеры вполне могут сочинять гадкие песенки… Им мерещится, будто его величество не в ладах с его высокопреосвященством. Так что они могут объявить свою личную войну кардиналу – с них станется…
– Как вам будет угодно, святой отец, – поклонился Анри и направился в кордегардию – пора было заступать на дежурство по Пале-Кардиналь.
