– Дура баба!!! – завопил не своим голосом Александр Онуфриевич. – Али ты басурманка, в силу Святого Причастия не веришь?
– А кто за отцом Васильем-то послал, чтобы с Тайнами пришел к барыньке-то? – не сдавалась Феша. – Кого Господь надоумил?
В пылу спора хозяин и крестьянка не заметили, что хозяйка снова исчезла в комнате, где лежал доктор Финницер, и поплотнее прикрыла за собой дверь.
– Открой! Открой, растреклятая! – Александр Онуфриевич колотил кулаками в дверь, но та была заперта.
– Фадюша, это… это правду сказала Феша? Ты говорил так? – В голосе Наталии Ивановны слышались строгость, умиление и тревога.
Доктор Финницер кивнул.
– Это… ты зачем?! Зачем?! – Хозяйка, казалось, совсем забыла о том, что больному меньше всего сейчас следует волноваться, и с рыданиями повалилась в изножье кровати – то самое, где всего пять дней назад доктор в таком же исступлении произнес свою страшную молитву.
Вдруг женщина почувствовала, что слабая длиннопалая рука гладит ее по голове. Услышала голос, совсем спокойный и рассудительный:
– Ну как зачем? Чтобы тебя спасти…
– Не слишком ли велика цена?
– Ничтожна, – слабо улыбнулся доктор.
– Перестань! Не говори так…
Александр Онуфриевич, с мясом выломавший своей недюжинной силой дверной замок, ворвался в комнату, крепко схватил жену за косы и выволок в столовую.
– Мне ентот твой Фадюша, как ты его величаешь, в кошмарах снится! Ты понимаешь, что́ он чуть не сотворил в ту ночь, когда мы с тобой убежали? Подумай, что было бы, ежли бы сотворил?.. Да пусть бы подыхал в канаве, а не пил с ложечки молоко, да еще из твоих рук!
Наталия Ивановна встала и воззрилась на мужа. Глаза ее полыхали, как два огнива.
– Христос на Кресте, ты думаешь, умирал за праведных? за благодарных? Это во-первых. А во-вторых, обидеть гостя сродни святотатству!
Успокоилась и договорила совсем тихо и спокойно:
– И потом, ты же не знаешь, что там было до того, как ты вышел на наш дом.
– А что было? – спросил Александр Онуфриевич строже некуда.
– Он ведь целых полгода у нас прожил, пока ты не пришел… Все было как в хорошем сентиментальном романе. Целомудренно, красиво и безнадежно. – Она горько усмехнулась.
– А потом появился я и все испортил, – хмыкнул хозяин еще горше.
– Нет, дело было не в тебе, а в том, что Фадюша – немец, лютеранин. Да и не нравился он мне. Нет, в смысле, я готова была его любить, но только как доброго, нежного брата, не более того.
На последних словах Александр Онуфриевич закрыл ей рот рукой:
– Когда он выздоровеет – уходи с ним.
– Что? Ты прогоняешь меня?
– Я недостоин жить рядом со святой, – совершенно искренне вздохнул мужчина.
Наталия Ивановна поняла, что он говорит серьезно и без тени иронии.
– Да ну что ты, Саша… Ну какая же я святая!
– Самая настоящая. Умеющая прощать и любить врагов своих.
Хозяйка хотела что-то возразить, но в этот момент подал голос доктор Финницер:
– Natalie… ты здесь?
– Здесь, Фадюша. Молока еще дать?
– Нет-нет… я просто хотел некультурно вмешаться в вашу беседу. На мой счет Александр может быть спокоен: я не выздоровею.
– Да ну что ты такое говоришь! – Наталия Ивановна всплеснула руками.
– Правду. Ты же помнишь мою молитву?
– Господь понимает, когда говоришь сгоряча, не подумав. Он не заберет тебя.
– Эх… неужели я и Его недостоин, не только тебя? – горько усмехнулся доктор Финницер.
– Нет, я не в этом смысле.
– Я не встану, – повторил доктор уверенно и совершенно спокойно. – И перед тем как уйти – а это будет уже скоро, очень скоро – я лекарь, я знаю, – у меня есть целых два желания… Вот ведь наглец, а? Не всем и одно перепадает, а я на два замахнулся…
