Однажды - страница 10

– Да! – от радости воскликнула она. – Да, милый мой…

Но её слова потонули в поцелуе, которым он накрыл сразу двоих. Он представлял, что целовал её и своего ребёнка. ЭТО ЛЮБОВЬ!!!

Мы сидели с Василием в баре на ипподроме. Мне стало как-то нехорошо и я уже не различал сидящие силуэты посетителей, не слышал шум трибун. В глазах вдруг стало темно. Мне почудилось, что стал невидимкой: я не вижу, меня не видят. Когда тьма рассеялась, в голове появилось окно красного фона – интерфейс, на котором упреждающе высвечивались ядовито-жёлтые буквы: «ЕЩЁ ДВА ГЛОТКА ПИВА, И ВЫ МЕРТВЫ!»

Я посмотрел на своего странного приятеля Васю: он метался с бешеной радостью. Он от этой радости, что выиграл миллион в тотализатор на лошадиных бегах, конечно, с моей помощью, уже набрал немереное количество «Столичной» и подливал втихаря под столом белую жидкость в кружки с янтарным напитком. Сопьётся, мозгов-то нет.

«ЭТО ЁРШ!» – высветилось у меня в мозгу. – «ВАМ ПРОТИВОПОКАЗАНО!»

Я встал и направился к выходу. Вася догнал и выплыл спереди, лоб в лоб, как шкаф: «Ты меня что, не уважаешь? Ты мне должен рассказать: откуда узнал результат скачек?!» Пришлось толкнуть дверь «шкафа»: никому я ничего теперь не должен.

«ДЕЛО СДЕЛАНО!»…

…Я рос болезненным, ботаником в круглых очках, без отца. Он бросил мою мать, когда сыну было пять лет. Эта травма осталась во мне в виде «мешочка с болью» на всю жизнь: безотцовщина. Поэтому рос мягким, маменькиным сыночком. Я очень сблизился с матерью, напоминал ей мужа: так же говорил, двигался. Она баловала меня, и я всегда получал то, что хотел. Ей приходилось работать из последних сил, чтобы я смог заниматься тем, что меня интересовало. Жили мы тогда на цокольном этаже в маленькой комнатушке.

Был я с детства влюбчивым. Любовь помогала мне творить. Влюбился с первого класса в Наденьку из второго подъезда, а она нет. Не отталкивала, но и не любила, а просто здоровалась, улыбаясь, чувствовала моё влечение. Иногда я счастливый нёс со школы её портфель.

Васька – самый авторитетный хулиган нашего московского двора и района. Он всегда стоял между нами с Надей. Сильный, но глупый, большой, но дурной. Есть люди, к которым хочется подойти и поинтересоваться: сложно ли без мозгов жить? Во дворе всем мальчишкам доставалось от его кулаков. После него оставалось ещё и дооооолгое душевное послевкусие.

И вот мы выросли. Нам уже 25. Я стал АйТи-специалистомом и шахматистом, Надя – архитектором, а Васька – сантехником.

Но, как и раньше, при виде её я замирал, становился глупым и не мог толком отвечать на её вопросы, когда вдруг мы сталкивались во дворе. Не говоря уже, чтобы взять да и признаться ей в своих чувствах. Я уже дядя тридцати лет, а смелости нет. Неужели Надя сама не видит? Нет. Она всё так же мило улыбалась и не дождавшись от меня каких-либо действий, уходила весёлой. А я стоял, как истукан и хотелось рвать и метать.

Как-то вечером возвращаюсь с удачного конкурса по шахматам и вдруг вижу, Васька в углу двора, видно, выпивший был, не даёт прохода Наде: зажал её там и пытается поцеловать. Страх пропал, внутри всё закипело. Ну, я и заступился: отвесил ему такую пощёчину: на весь район. Он долго не мог прийти в себя, не ожидал. Надя вывернулась из его крабовых объятий, отошла и наблюдает, что же будет.

– Ах ты, ботаник! Очкарик! Мышь серая, – он приподнял меня за грудки, я даже не успел его поправить, что не ботаник, а ботвинник, как злодей врезал мне своим кулачищем. Последнее, что я помню сквозь туман в разболевшейся голове, это Надю. Она склонилась надо мной и ласково шептала: