– Что я ему плохого сделала? Вот сво… чь, – жаловалась в трубку телефона Жанна подружке и гладила меня, мурлыкающего у неё на коленях. – Мы с ним вместе начинали, блин, и оба были в 90-х нищие. Я этому козлу помогала бизнес наладить, во всем поддерживала. Отдала этой скотине лучшие годы, борщи готовила, пока он учился и богател. И что в итоге – дырка от бублика, осталась у разбитого корыта, ни с чем. На молодых его потянуло, пошёл он к едрёной бабушке. А приезжай-ка, дорогая моя подружка, в мою нору, раздавим «Коньячку» с горя, да накапаем слёз усталых полный фужер и выплеснем этому предателю в морду. Закатим пир на последние гроши, да на полную катушку.
Подружку долго уговаривать не пришлось. Прикатила уже через час, но без вкусностей. Терпеть не люблю, когда гости приходят с пустыми руками.
– Хочешь узнать мужика, разведись с ним, а если ему дать ещё власть и деньги, то тут-то его и понесёт по ухабам. Вот здесь эти козлы свою скрытую гниль-то и покажут, – только и успела вымолвить моя хозяйка, дальше все время трещала подруга. Поэтому, успокаивать пришлось наоборот, старшую подружку. Эгоистка. Всё о себе, всё для себя. Такая матершиница, я пытался закрыть свои ушки лапками, но всё равно подслушивал. Эта нахалка ещё и невнимательная, меня вроде бы и не замечает, и я тяпнул её за толстую попку. Она и не почувствовала, потому что у неё попа, как три Жанниных. А я намекал ей дать мне толстую колбаску – докторскую, но она знаков не понимала. Ах, так, у меня шерстка встала дыбом, и тогда я лапами стал гладить её мягкую ногу. И только тогда она громко завизжала, ну наконец, заметила:
– Ааа, мои новые колготки, – и дала мне такого пендаля, что я кубарем слетел с дивана. Почесала свою поцарапанную ногу и продолжала трещать:
– Ты представляешь, после того как мой «толстый кошелёк» меня беззащитную бросил, с… ка такой, я хотела выброситься из окна на зло этому козлу, и выпрыгнула с этажа, правда – цокольного. Но ты не повторяй моих ошибок. Запила, конечно. Меня закодировали в Германии, зашили в Австрии. А в России вернулась опять к жизни, здесь нельзя не пить. Вот теперь я почти не пью. Давай, милочка, ещё плеснём шампусика, отлакируем.
После …надцатого фужера они уже не обращали на меня, такого голодного, никакого внимания. А я так люблю селёдку под шубой (норковой), колбаску под диваном и ещё утянул сырок под столом, правда, он оказался с плесенью. Фу, гадость.
– Тебе надо родить ребёночка. Тогда я бы тебе нашила ползунков и разной детской одёжки. Помнишь, как мы с тобой мечтали создавать новые модели? – успела вставить несколько словечек Жанка.
«Что за дурь, вздумала рожать перед самым климаксом» – подумал я, стащив со стола кольцо колбасы. Сам себя не побалуешь, никто тебя не побалует.
– Да, можно бы родить, например, девочку. А то останешься одна. Некому за тобой и поухаживать будет. У меня такая фигурка, что беременность будет не заметна. Но от кого? Все мечты наши рухнули, – они посмотрели друг на друга и вдруг обе разревелись. Понятно, накопилось. Они ревели в четыре ручья.
Я к этому времени уже наелся и осмелился подойти к их бабьему водопаду, грозившему затопить соседей снизу. Обнял обеих разом, насколько хватило кошачьего размаха лап. Да хрен её поймет эту женскую логику из 55 томов, как Полное собрание сочинений вождя Ленина. Плюнь на ПеэСэС, лаской надо брать этих кошечек. Подруга меня опять грубовато отбросила. Нет, эта подружка моей Жанне не подходит, решил я. И дал предупредительный знак своей хозяйке, – весь съеденный обед переместился в туфель грубиянки, а в другой – сиканул. Но Жанна не увидела знака, а вот подруга заметила:
