Мысли путались. Я пыталась вспомнить, как попала сюда. И очень хотела понять, почему рядом нет мамы и отца.
Бабушка тихонько заплакала и прикрыла глаза руками.
Яркий свет больно бил по глазам, пришлось зажмуриться. В палате тут же стало шумно. Забежали медсестры и доктора. Все суетились, задавали множество вопросов, которые смешались в какой-то громкий гул.
– Виктория – это Победа, – улыбнулся молодой доктор. – Выжить в такой страшной аварии. Хороший у тебя Ангел-Хранитель, детка. Спас.
– Где мама? – еле ворочая отяжелевшим языком, я в упор смотрела на женщину в старомодном платье. – Бабушка, где моя мама?
И тут же мне сделали укол, который заставил уснуть.
Лишь спустя двое суток один из докторов в сопровождении психолога явился в палату. Мне сообщили, что моих родителей больше нет.
Более того, я узнала, что отсутствовала почти два месяца.
– Как же так? – тихо плакала, глядя на бабушку. – Я даже не успела сказать, как сильно их люблю.
– Они это знали, – женщина поцеловала меня в прохладный лоб. – Тебя выпишут, и мы уедем из Москвы. Пока ты спала, я тебе комнату убрала. Раньше там мама жила твоя. Надеюсь, тебе понравится.
Через неделю меня выписали. За мной и бабушкой, с которой я уже успела сблизиться, приехал отцовский охранник. Он то и поведал, что с фирмой случилась беда.
То ли это был рейдерский захват, то ли папу просто кинули. Но произошедшее с бизнесом и авария не были связаны между собой. Трагическая случайность.
По крайней мере, мне так сказали, а правда это или нет, уже не имело значения.
Я осталась сиротой. Не важно, что мне уже исполнилось семнадцать. Я все еще была ребенком.
– Вы не могли бы отвезти меня домой? Мне вещи собрать нужно.
– Конечно, – парень отвел глаза в сторону. – Вот только нужно договориться с новыми владельцами квартиры.
И еще один удар. За время моей комы, квартиру тоже отняли. Как оказалось, долгов у отца оказалось больше, чем было доходов.
В помещении было пусто. Мы вошли туда вместе с бабушкой, потому что сама я передвигалась с трудом.
На левой ноге остались огромные шрамы после открытого перелома. Буквально в день выписки с меня сняли аппарат Илизарова.
Но физическую боль не сравнить с той, что рвала изнутри.
– Ба, а ко мне не приезжал парень?
– Какой? – внимательно посмотрела мне в глаза бабушка.
– Мы с ним вроде как помолвлены, – вспомнив Матвея, я выдавила из себя первую улыбку.
Его отец был партнером моего. Они частенько приезжали к нам, и родители решили, что мы могли бы стать парой. Кроме того, так думали и мы с парнем.
Интимных отношений между нами не было, но он очень красиво ухаживал.
Мы часто ездили в рестораны. Вместе отдыхали за границей и почти все свободное время я была рядом с ним.
Матвей был старше. Он учился в престижном ВУЗе и лелеял мечты о дипломатическом будущем. А я примеряла на себя образ его супруги.
Бабушка снова заплакала и отрицательно помахала головой.
– А как ты узнала о случившемся?
– Так из полиции приехали, чтобы я тела опознала, – всхлипнула старушка. – Никогда не думала, что мне придется хоронить собственную дочь. Теперь одна радость осталась. Ты, моя хорошая.
Вещи кто-то скинул в коробки. Половину я вообще не нашла. Только свой полуразвалившийся мольберт, листы альбомные, краски и карандаши.
Украшения исчезли. Осталось лишь то, что было надето на мне во время аварии.
Две картонные коробки с одеждой и обувью. Спортивная сумка с книгами и небольшая коробка с остатками моей косметики.
