Мотаю головой.
— Кирюш, правда, лучше тебе все делать с этими кислотами и щелочами. Я дуб, — все же решаюсь на унизительное признание.
Лучше умереть от стыда, чем от какого-нибудь ожога или взрыва реактивов.
— Ты серьезно, Малина? — Кир округляет глаза, а мне хочется закатить свои от его непробиваемости. — Ты только что призналась, что ты не шаришь в химии.
Цокаю на весь класс, и учительница награждает меня строгим взглядом.
— Воеводин, Малинина, вы там долго будете выяснять, кто из вас умнее?
— А что выяснять-то? — выдает Кир, но я толкаю его и закрываю ему рот ладошкой.
Черт! Стараюсь не заострять внимание на том, какие у него мягкие и теплые губы. Это лишнее. Сейчас об этом никак нельзя думать.
— Не будь говнюком, Кир, — смотрю ему в глаза и стараюсь говорить тише, чтобы не привлекать к нашей паре внимание класса.
— Ну реально, Кир, подумай о своей безопасности, — поддакивает с задней парты подруга.
Кир закатывает глаза и отлепляет мою ладонь от своих губ.
— Хрен с тобой, Малина. Давай читай, что там надо сделать.
И мы даже весьма дружно все делаем. Кир там что-то переливает и вливает, я читаю шаг за шагом, что и куда вливать, сама записываю результаты.
И мне как-то становится так хорошо, что он не рычит, не дерзит. Вот такого Кира я помню: сосредоточенного, слегка серьезного, спокойного.
А то в кого он превратился после нашего расхода… Меня угнетает такой Кир.
Хочется подойти к нему и прокричать в лицо: «Верни мне моего Воеводина! С которым я дружила! Верни, самозванец!»
— Малина, ты меня слышишь? — шипит над ухом Кир. — Где ты летаешь, блин?
Дергаюсь, вырываясь из задумчивости, и неаккуратно толкаю Воеводина в руку.
И словно в замедленной съемке смотрю, как на руку Кирилла выплескивается кислота. Кир матерится сквозь зубы. Вижу, что ему больно, но он сцепляет зубы и ставит пробирку на стол.
— Кирилл! — подскакиваю со стула. — Анна Владимировна, тут я Кирилла толкнула случайно.
— Господи, что у вас там стряслось?
Кирилл вскакивает с места и подбегает к раковине, засовывая руку под струю воды. Выдыхает.
— Воеводин, что стряслось?
— Нормально все. Жить буду.
Я зачем-то несусь за Кириллом и смотрю, как на руке появляется ожог.
— Тебе надо к врачу, Кирилл, — в голосе появляются истеричные нотки.
— Кать, – строго так, – не мельтеши, а!
Учительница подходит и сжимает губы при виде ожога на руке Кира.
— В медпункт, — указывает на дверь.
— Да все нормально со мной, — пытается отнекаться Кир.
— Так, Воеводин, не заставляй меня тебя сопровождать. Ожог кислотой — это тебе не шутки. Быстро. Так, Катя, сопроводи, чтобы никуда не срулил.
— Я не маленький, чтоб меня сопровождать, — цедит сквозь зубы, продолжая держать руку под водой.
Но я вижу, как его кожа краснеет.
Хватаю его за непострадавшую руку и тяну на выход. Кир что-то бурчит, но послушно тащится за мной. Но стоит нам выйти за пределы кабинета, выдирает руку.
— Иди в класс, я сам дойду.
Мотаю головой, за что меня награждают колючим взглядом. Но на этот раз я не отступлю!
Я виновата, и я притащу его к врачу, даже если мне придется закинуть его на спину.
— Иди в класс, Малина, я не маленький.
Снова хватаю его за руку.
— А ведешь себя как маленький.
Хорошо, что кабинет медсестры недалеко от класса, и не придется сражаться с Киром слишком долго.
— Прости меня, Кир. Я не хотела.
— Реально? — Кир приподнимает бровь, а я задыхаюсь от возмущения.
