- Вот и славно. Я буду молиться за вас, за вашу душу, - вдруг сказал Нолан, искренне веря в силу Всевышнего. А потом, преодолев свой необъяснимый страх, наклонился вперёд к королеве и добавил: - Всевышний всемилостив, он простит всё, нужно лишь искренне его о том попросить.
Раббатор степенно покинул помещение, стараясь не показать, как ему на самом деле поскорее хочется отсюда уйти. Поручить какой-нибудь раббатисе донести радостную весть до Её Величества он не мог, это была его прямая обязанность, перекладывать которую он не имел права, но жуткая гостья пугала старого служителя до дрожи, до спазмов в животе. И Нолан был искренне рад, мысленно испросив прощения у Всевышнего за такие чувства, что вскорости Аманида покинет стены Ромейской святости, и будет как можно дальше отсюда. Но на краю сознания свербело уже несколько недель, потому он принял сложное решение и теперь должен был обсудить всё с Его Святейшеством.
Настоятель в сопровождении двух воинов, шагал по тёмным коридорам святости. Вниз по витой лестнице и дальше, к задним дверям. Оказавшись снаружи, на мгновение замер, чтобы вдохнуть полной грудью свежий весенний воздух, благоухающий цветущими растениям. Слух ласкало пение птиц в густом лесу, что вздымался за высоким каменным забором.
Несмотря на тепло, раббатор зябко повёл плечами. Интуиция, ни разу его не подводившая, кричала, что нужно поспешить.
Между двумя зданиями шла невысокая общая ограда, в ней была неприметная дверца. С тихим скрипом створка распахнулась, и настоятель ступил на протоптанную тропинку, он пересёк двор и вошёл в мужскую часть Ромейской святости.
И снова путь по таким же тёмным, пахнущими сыростью коридорам, через многочисленные анфилады, подъёмы и спуски. И всюду его пропускали, кланялись не потому, что должно, а потому, что раббатора Нолана искренне любили.
Наконец, вожделённая цель была достигнута: настоятель и его телохранители остановились перед двустворчатыми резными дверьми, за которыми находился кабинет Его Высокопреосвященства Орана.
Дюжие воины, стоявшие по бокам от входа, даже не шелохнулись, когда мимо них прошли поздние посетители. Раббатор шагнул в приёмную, обстановка которой резко отличалась от серости коридоров, здесь даже пахло иначе - цветочными благовониями, ни намёка на сырость с тонким шлейфом плесени. На чисто выметенном полу лежат светлый, толстый, искусно сотканный ковёр. У одной стены горел камин, у другой стояли шкафы, забитые свитками и тяжёлыми, в кожаном переплёте, фолиантами.
Секретарь Святейшества удивлённо вскинул светлые брови, быстро вышел из-за стола и вежливо поклонился:
- Раббатор Нолан? Что-то случилось?
- Да, Гарри, мне нужно срочно поговорить с Его Высокопреосвященством.
- Подождите, я у него спрошу. Но, если честно, Его Святейшество сегодня сильно не в духе, - понизив голос, поделился Гарри, - боюсь, в аудиенции вам будет отказано, - и, снова поклонившись, исчез за ещё одной дверью.
Долго ждать не пришлось, юркий секретарь вскорости возник перед настоятелем:
- Его Святейшество ожидает вас, - и, предупредительно распахнув створку, посторонился, пропуская Нолана вперёд.
Глава всех святостей Аскалы восседал в широком, украшенном искусной резьбой, кресле за не менее внушительных размеров столом с полированной столешницей и что-то писал, деловито поскрипывая острозаточенным пером.
Раббатор поклонился.
