– Ларри, прости, – произнес мальчик.
– Чего простить? – не отрывая взгляда от окна, спросил брат.
– Ну… я тебе не поверил. А ты правду мне сказал.
Питеру было стыдно. Будто он повел себя с Ларри как с заправским вруном. А брат хоть и был едким шутником и язвой, лгуном никогда не был.
– А, ерунда, – махнул рукой Ларри. – К тому же она пряталась в гротах. Я бы тоже не поверил, если бы мне сказали, что в пруду у нас русалка. Хороша, да?
– Очень красивая… – прошептал Питер.
Размытый светлый силуэт мелькнул в глубине – и снова исчез. Питер отошел, сел в кресло, его место у окна занял брат. Белый блик появлялся еще несколько раз. Будто обитательница пруда ходила кругами у островка с подводными гротами.
– Мечется-то… Наверное, есть хочет, – прокомментировал Ларри. – Отец ее три дня не кормил.
– Почему?
– Добивался, чтобы она сама к людям вышла. Первый этап дрессировки: показать, кто хозяин и кто дает пищу.
– Так… никто же не дает, – растерялся Питер. – Что она может понять, когда она там одна и еды нет?
Ларри бросил на него взгляд, полный недоумения. «Странно, – подумал Питер. – Он ведет себя так, будто ему тут неуютно».
– А давай ее покормим? – предложил мальчишка. – Я с ней ужином поделюсь!
Брат невесело усмехнулся, пожал плечами, провел пятерней по зачесанным назад густым темным волосам. Отцовский жест. Как Агата с возрастом начала копировать маму, так Ларри похож на папу. Только в отце больше уверенности в себе, а в Ларри – кладезь дурацких шуток. Только что-то сейчас он какой-то растерянный.
– Ладно, валим отсюда, – пробурчал старший брат, засунул руки в карманы брюк и, насвистывая, вышел за дверь.
Питер подошел к иллюминатору вплотную и погладил толстое холодное стекло. Так странно оставаться наедине со своим же сном… Мальчишка чувствовал себя слегка обманутым. Он изо всех сил надеялся, что та, которую он видел несколько дней назад из окна оранжереи, окажется обычной девчонкой. С которой можно общаться, кататься на велосипеде, слушать музыку. С которой можно было бы подружиться.
– А ты не человек, – подвел итог своим мыслям Питер, пытаясь разглядеть в воде хоть что-то. – Йон сказал, ты опасная. Я ему не хотел верить, потому что ты слишком красивая, чтобы быть опасной и злой. Но… Я не знаю, что ты такое. И можно ли с тобой общаться, тоже не знаю.
Он поднялся по лестнице, щелкнул выключателем у двери. Свет погас, осталась лишь неоновая подсветка иллюминатора. Питер вернулся обратно, сел на пол перед окном.
– Мне кажется, ты не враг, – негромко сказал он. – Я сейчас подумал, как бы сам себя чувствовал на твоем месте. Знаешь… я бы в штаны наложил от страха, вот честно. Тут же для тебя не только люди чужие, но и мир вообще, да? Я вот почти взрослый, а расплакался бы. Ты плакать не умеешь, наверное. У тебя и так кругом вода.
У самого края иллюминатора что-то мелькнуло. Питер вытянул шею, стараясь увидеть скрытое от него рамой, и отпрянул обратно, встретившись с русалкой лицом к лицу. Она тоже испугалась, метнулась прочь.
– Фу, глупая, – выдохнул Питер, ощущая, как сильно колотится его сердце. – Я правда чуть не это… Напугала!
Она снова выглянула из-за нижнего края рамы. Питер замер и умолк, наблюдая за белоснежной девочкой-цветком. Она медленно двинулась вдоль проема окна, трогая стекло с той стороны тонкими пальчиками. Когда русалка раскрыла ладонь, Питер рассмотрел между пальцами едва заметные полупрозрачные перепонки. «Забавно. Как у лягушки, – удивился мальчишка. – Только лягушачьи перепонки от начала пальцев идут, а у нее – от третьей фаланги. Ух ты! Да у нее и ушки есть!»
