Зима, такая нескончаемо долгая, меж тем кончилась. Каток растаял, в Александровском саду зеленела трава, ожидалась защита диплома, экзамены, обступали хлопоты о работе.
По-прежнему встречались с Богданом, это стало привычкой. Он был внимателен, порой казалось, даже нежен, старался развлечь поинтереснее и накормить повкуснее – но и только. При этом, очевидно, старался: культурную программу продумывал, предлагал варианты на выбор, запоминал, что ей нравится.
Говорить с ним было легко и интересно – и на том спасибо. С иными кавалерами, с теми же физиками, разговор напоминал игру в бадминтон с тётей Зиной, когда той являлась фантазия поиграть. Прасковье приходилось непрерывно поднимать волан откуда-то снизу и носиться по всему полю, чтобы он окончательно не упал. Вот так же получалось и с разговорами. Беседа с прошлыми Прасковьиными кавалерами-физиками, да и не только с ними, постоянно падала, и ей приходилось её поднимать от самой земли. С Богданом не так: разговор журчал, словно ручеёк по камушкам, и всякий раз, расставаясь, они обнаруживали, что о чём-то не договорили.
У Прасковьи день рождения первого мая – такое вот забавное совпадение. Когда Богдан узнал – тут же спросил: что подарить кроме цветов? Сказал, что не любит пустых и формальных подарков.
– Книга – лучший подарок, – не колеблясь, ответила Прасковья. – Я ведь дочка и внучка учительниц литературы.
– Тогда сделаем так: пойдём в «Библио-глобус», посмотрим книжки, и ты выберешь сама. А потом съедим стейк по соседству, в стейк-хаусе. Ты любишь стейки?
– Люблю, – соврала Прасковья, – хотя сроду их не ела. Разговоры о страшно дорогой мраморной говядине – слышала, вернее, читала в какой-то Рининой статье в «атмосферном» журнале, но есть – не ела.
– Отлично! Наши вкусы совпадают, – обрадовался Богдан. – Я стейки не только есть люблю – я и жарить умею. У меня есть специальный мясник, к которому я иногда езжу за мясом для стейков. Следующий раз поджарю тебе стейк, и ты сравнишь.
«Потрясающе, – изумилась Прасковья, – Вронский тоже ел стейки. Назывались они только по-другому: «бифстек», кажется». Из памяти выплыло: «В день красносельских скачек Вронский раньше обыкновенного пришел съесть бифстек в общую залу артели полка». А вот ещё: «Вронский ел свой бифстек, когда она вышла в столовую. – Ты не поверишь, как мне опостылели эти комнаты, – сказала она, садясь подле него к своему кофею. – Ничего нет ужаснее этих chambres garnies…». М-да, были у людей проблемы… Ей бы, Прасковье хоть бы самую плохонькую chambre garni1, хоть в Выхине, хоть в Капотне.
Прасковья не то, чтоб сильно любила «Анну Каренину» – просто она знала несколько классических произведений близко к наизусть, «Анна Каренина» в их числе. Так что в случае чего – пойдёт преподавать литературу.
Встретились они не первого, а третьего мая: первого-второго она была у родителей. Соседки упорно желали ей на день рождения «жениха хорошего»; прежде этого не было: видимо, сейчас она, по их мнению, вошла в надлежащий возраст. «Мальчик-то у тебя есть?» – спрашивали родительские сослуживицы. «Да нет пока», – ответствовала Прасковья. Те вздыхали.
А третьего мая пошли с Богданом в стейкхаус. Стейки показались Прасковье сильно переоценёнными – и в меню, и в общественном сознании. Ну что ж, на свете много дутых репутаций. От писателя Набокова до однокурсницы Рины Рузаевой.
