Офицер по связям с реальностью - страница 27

– Это не Пресвятая Троица, чтоб в неё верить. Вы, безусловно, правы в одном: пока оружие не испытано реальным боем, даже не просто боем – войной, – он произнёс это слово неожиданно жёстко, – судить о качествах этого оружия в полной мере невозможно, – ответил Богдан.

– Значит, по-вашему, всё это враньё, что говорят об этом вундерваффе? – настаивала Рина. – Или Вам неймётся испытать оружие реальным боем? Признайтесь уж!

Богдан слушал Рину, как человек, у которого сильно болит голова, слушает громкую музыку, которую невозможно выключить. Но он всё-таки сделал заметное усилие над собой и начал говорить:

– Сейчас, как мне видится, происходит испытание новых видов оружия, даже не так – новых средств борьбы. И ваше, медам, оружие – пропаганда – играет всё более важную роль, – обратился он к обеим дамам; Рина поморщилась, Прасковья согласно кивнула. – И ваши коллеги и товарищи по оружию не показывают блестящих результатов, к сожалению, – уколол он Рину. – Во всяком случае, история свидетельствует, – продолжал Богдан, – что накануне большой войны обычно случается малая, на которой испытывается новое оружие. Вот и сейчас возникает всё больше локальных конфликтов, и, наверное, неспроста. Перед Первой Мировой, например, была Англо-Бурская война. Кстати, эта война ровно за сто лет до операции НАТО в Югославии была первым конфликтом, мотивированным защитой «прав и свобод человека» и «ценностей цивилизованного общества». Это была новость, вернее много новостей. Не зря туда слетелись военспецы со всего мира. Там было множество интересных технических новинок: бездымный порох, шрапнель, пулеметы, униформа цвета хаки. Бронепоезда в нашем сознании ассоциируются с нашей Гражданской войной, а ведь они появились там. Специальные подразделения снайперов. Потом сама тактика буров – действия мелкими мобильными отрядами – стала основой для формирования спецназа. Что ещё? Родион, я ничего не упустил?

– Ещё был изобретён формат концлагеря, – мрачно добавил Родион. – Потом сильно пригодилось.

– Для Вас, Богдан, – прекрасная вещь – это пулемёт, – поджала губы Рина. – А для меня в убийстве людей нет ничего вдохновляющего. Я ненавижу войну и не понимаю, как ею можно восхищаться. Я люблю поэзию. И для меня эта самая Англо-Бурская война, на которую слетались, как Вы выразились, военспецы, как на выставку, это была та самая война, на которой погиб сын Киплинга, – явила эрудицию Рина. – Вот вы любите Киплинга? – обратилась она ко всем разом.

– Я – нет, – ответила Прасковья. Разумеется, о нём нельзя судить по переводам Маршака. Переводы Маршака – хороши, оригиналы – несравненно хуже, очень слабенькие оригиналы. – Прасковья была раздражена и ей хотелось возражать.

– И Вы, Богдан, разумеется, тоже не любите Киплинга, как Ваша филологически продвинутая жена?

– Напротив, очень люблю, – вспыхнул Богдан, словно подросток, изготовившийся сказать остроумную гадость взрослым. – Очень ценю его цикл про Томми Аткинса, безвестного английского солдата. Вот это, например:

While it's Tommy this, an' Tommy that, an' "Tommy, fall be'ind",

But it's "Please to walk in front, sir", when there's trouble in the wind,

There's trouble in the wind, my boys, there's trouble in the wind,

O it's "Please to walk in front, sir", when there's trouble in the wind.3

Дамы не ловили с лёгкостью английский на слух, тем более киплинговские казарменные баллады, а потому в полной мере не сумели оценить изысканную колкость Богдана. Родион усмехнулся: его английский был несравненно лучше.