– Вы подвергаете нас риску.
– А разве тебе не нравится риск? – произнёс он тихо над самым её ухом.
Голос его был таким же бархатным, как и у отца, только в нём не было жёсткости, он просто обволакивал и ласкал слух, срывая с губ глупую улыбку.
Иррис чуть отстранилась, чувствуя, как кровь прилила к щекам, и ответила с вызовом:
– Со мной этот номер не пройдёт, милорд.
– Какой номер?
– Этот чарующий голос, этот шёпот на ухо… Милорд, я же вижу, что вы делаете, – она перевела на него смеющийся взгляд и…
… просто утонула в его глазах.
Он стоял близко, облокотившись о тёплую стену камина, и рассматривал её лицо с неподдельным интересом. И что-то такое было в его глазах, что не давало ей оторваться.
– И что же я делаю?
– Вы… Вы… Простите, но правила приличия не позволяют мне говорить такое вслух, – попыталась она отшутиться.
– Но ты же всегда плевала на правила приличия, Иррис? – спросил он тихо.
– Откуда вам знать, милорд?
– Моё сердце так мне подсказывает, – ответил он просто, и она не нашлась, что возразить. – Так что же я делаю?
– Вы пытаетесь сделать со мной то же самое, что ваш дядя делает с тётей Огастой.
Себастьян усмехнулся и спросил:
– Пытается её соблазнить?
– Ну… в некотором смысле… да.
– И ты права. Но разве ты против этого?
Иррис почувствовала, как и она поддаётся этому живому огню, этому очарованию момента, полумраку комнаты и бархатному голосу Себастьяна Драго. Как сердце начинает выстукивать неровный ритм, а взгляд снова и снова тянет окунуться в серое озеро его глаз. И они сияют так странно, словно луна в тумане, и совсем лишают её воли. И кровь волнами приливает к лицу, заставляя смущаться, но только, в отличие от тётушек, она понимает, что именно с ней не так.
Это всё неправда. Айяаррская магия. Наваждение…
– Конечно, я против! Это… это нечестно! Так нельзя! Это против моей воли, а нет ничего хуже, чем принуждение! – воскликнула она с жаром.
– Хорошо! Хорошо! Не буду! – улыбнулся Себастьян снова, и взгляд его потух, став взглядом обычного мужчины. – Почему ты не играешь с ними?
– Я не в очень тёплых отношениях со своими тётками. И я не то общество, которое им приятно.
– Почему же ты тогда живёшь здесь, с ними?
– Так сложились обстоятельства.
– Видимо, печальные обстоятельства? – в голосе его прозвучало участие.
– Нетрудно догадаться, милорд, – усмехнулась она.
– И чем же ты не угодила этим милым дамам? – спросил он с ответной усмешкой.
– Тем, что не хочу выходить замуж.
– Вот как? Не хочешь замуж вообще или дело в будущем муже?
– Дело в том, что это против моей воли. И в муже тоже.
– И что с ним не так?
– Да всё с ним не так! Но это, как мне кажется, не ваше дело, милорд, извините за грубость, – отрезала она жёстко.
– Извини за бестактность, – улыбнулся он, – а что у тебя с рукой?
– Я… порезалась… случайно, – она перевернула забинтованную руку ладонью вверх.
– Больно? – Уже нет.
– Эта дзуна, она ведь твоя? – Себастьян снял со стены инструмент и коснулся пальцами струн.
– А моя племянница, между прочим, чудесно играет на дзуне. И поёт! – воскликнула тётя Огаста, услышав звук инструмента. – Милая, ты споёшь нам что-нибудь?
Иррис смутилась.
Да тётя совсем с ума сошла! Чтобы она восхищалась прилюдно её талантами? Кажется, всё это веселье зашло уже слишком далеко!
– И я поддержу предложение, – Себастьян снова улыбнулся и протянул ей дзуну.
– Я не слишком хорошо пою, милорд.
– А я почему-то уверен в обратном, – Себастьян повернул кресло боком к огню камина, так чтобы всем было видно и слышно, и подал Иррис руку. – Прошу.
