Она снова не смотрела ему в глаза, а куда-то мимо, в одну точку вверх, на галерею и оркестр.
– Леди Иррис, – он склонился для поцелуя, волосы соскользнули с плеча, укрыв этот жест от посторонних глаз.
И её рука снова была ледяной, как тогда на помолвке, и почти безжизненной. Он удержал её, перевернул, проведя большим пальцем по запястью, и поцеловал в середину ладони, прижавшись обжигающе-жарким поцелуем и вложив в него всю силу своего огня. Почувствовал, как она вздрогнула, отзываясь вихрем и желанием, и отдёргивая руку, случайно провела пальцами по его щеке и губам.
Однажды, он сможет целовать эти руки не таясь. И тогда они точно не будут такими холодными!
В её глазах не осталось синевы, они были почти чёрными. Взгляд заметался пойманной птицей, прячась среди цветочных корзин, и щёки у Иррис вспыхнули алым румянцем. А он смотрел, жадно впитывая её смущение и ощущая, как сердце откликается на это волнение и трепет и падает в какую-то бездну.
Ей не всё равно!
– Леди Иррис, – он чуть отступил назад и поклонился, – в здешнем царстве огня ты похожа на бабочку в этом платье из небесной лазури. Или на ирис – волшебный цветок, созвучный твоему имени.
– Спасибо, – тихо прошелестел её голос в ответ.
Посмотри на меня!
Альберт едва удержался от порыва дотронуться до её подбородка – поймать взгляд хоть на мгновенье. Но она смотрела в пол и суетливо расправляла складки на платье.
Он повернулся к Себастьяну и произнес, как ни в чём не бывало:
– Я могу попросить твою невесту пообещать мне сегодня один танец?
Себастьян ответил с улыбкой:
– Спроси об этом у неё, она хозяйка вечера и вольна танцевать с кем захочет.
– Леди Иррис? Я могу рассчитывать на один танец?
– Боюсь, что все мои танцы на сегодня уже расписаны. Может быть, в другой раз, – ответила она, глядя мимо него на очередного гостя, подошедшего с приветствиями к Таиссе.
– Вот как? – он едва совладал с голосом.
Слова вошли в сердце остриём кинжала.
Он ведь так наделся на это…
…на то, что в его руках в этом танце они будут так близко, и лёд растает. Что он коснётся её, поделится своим жаром, и она откликнется, как сегодня утром в библиотеке, её глаза снова засияют, и между ними не будет больше никого…
– И что же, у меня теперь нет надежды даже на такую малость? – спросил он тихо, видя, что Себастьян и Таисса говорят друг с другом.
– Прости, – ответила она глухо, но твёрдо, продолжая смотреть мимо него.
– Приятного вечера, леди Иррис, – он медленно отступил в сторону, беря на ходу бокал с вином.
Ему показалось, ноги идут, как по воде, опускаются в зыбкую вату, и звуки расплываются, а вокруг всё заволакивает алый туман.
Силы небесные! Ну почему так больно?!
Потому что именно сейчас он окончательно понял, что надежды нет. Иррис принадлежит другому. Его брату. С момента, когда он впервые её увидел и навсегда.
Нет, даже хуже. Она не принадлежит сама себе, связанная узами этой помолвки, обещаниями, данными его отцу и Себастьяну, ритуалом и кучей всяких условностей, до которых ему нет никакого дела, но которые она никогда не нарушит.
Он отступил в тень галереи, остановился, прислонившись спиной к колонне, и выпил бокал до дна, совсем не чувствуя вкуса.
«А чего ты ждал, мой князь? Что она упадёт тебе в объятья?».
Цинта был прав…
Дуарх бы побрал Цинту с его правдой!
За болью пришла ярость, желание сжечь этот зал и дворец, и весь Эддар, и даже воду в бухте. Он смотрел перед собой, пытаясь силой воли унять это безумие, которое накрыло его с головой. Он сжал пальцами мраморные перила так сильно, что камень под его руками раскалился, обжигая листья вьющихся роз.
