– Кого первого родного увидишь тот и помрет! – предупредила старушка и ушла.
Подходя к дому, Анна услышала плач старшей дочери и сердце сжалось в страхе, слова предупреждения крутились в голове. Анна замерла у входной двери, но дочка надрывно плакала, закатываясь. Анна медленно открыла дверь в их избу и шагнула к дочери. Она закрыла глаза, чтобы не смотреть на малышку, надрывающуюся от криков, и тут ее напугал муж, вернувшийся с работы раньше времени. Она от неожиданности взглянула на него. И вот теперь острое чувство вины гложет ее. Но могла ли она сделать выбор? Нет конечно! Жизнь идет к одному концу, только дорожек много. И если суждено ему было, то не ее это вина. Только проклятье бабки Юлиана заставляло ее желать собственной смерти все сильнее и сильнее.
Холодно…
Укрой мне плечи и чашку чая с сахаром налей.
Мне многого не нужно, просто теплый вечер
и пару искренних друзей.
Лишения жизни я приму смиренно,
Когда-нибудь закончатся они.
О чем поговорим? О сокровенном…
О боли, о потерях и любви.
Покушать бы… Жаль хлеба нет.
Вкус масла лишь в воспоминаниях.
Сестрёнке отдала обед.
Пусть она крепко засыпает.
Вчера соседка угостила чем-то,
Вроде для собак.
А мне понравилось…
Хотя и странно,
Они такое сами не едят.
После пожара, в котором сгорели все вещи и документы, Анна с дочерями переехала в выделенную им от совета квартиру в двухэтажном доме без мебели и отопления, так называемый «Шанхай». Два двухэтажных обшарпанных дома смотрели друг на друга фасадами и посередине был маленький дворик, поросший конотопкой и с одной единственной песочницей и качелями для детей. Бабка София, мать Анны, помогала, чем могла, но этого было недостаточно. Вдове было стыдно просить что-либо, да и выговаривала старуха за каждый кусок хлеба. Соседи в так называемом «Шанхае» были все пьющие или многодетные, или пьющие и многодетные, да давно спившиеся старики. Однако радовало большое количество детей, с которыми девочки могли поиграть.
В попытках заглушить горе, вдовствующая Анна пристрастилась к алкоголю. Каждый вечер, после работы, она забирала детей от своей матери и выпивала пару рюмок для крепкого сна. Во сне к ней приходил муж и корил в своей смерти.
Соседка Наташа, многодетная мать семерых детей говорила, что это просто муки совести и нужно простить себя. Ведь она не виновата, что муж её пил, не виновата, что он закурил в постели (именно такое заключение дали пожарные). Никто и не мог подумать, что такое мог сделать маленький ребёнок, уставший от побоев отца.
Зарплаты доярки не хватало на нормальное существование и приобретение одежды. Поэтому девочки бегали в обносках других детей. А Анна понемногу забрасывала детей, ведь когда она «принимала на грудь» жизнь казалась легче. «Масло в огонь» подливал дед Иван, который ежемесячно присылал письма своей бывшей снохе с пожеланиями скорой смерти и регулярные повестки в суд. Поскольку этот монстр хранил уверенность в виновности молодой девушки в гибели его младшего сына.
После признания очередным судом женщины невиновной, она отправила ответное письмо бывшему свекру с угрозой подать встречное заявление за клевету и нападки прекратились. Дети каждый вечер засыпали голодными или полуголодными пока соседка Наташа не вычитала где-то, что Анне положена пенсия по потере кормильца. Они вместе собирали необходимые документы для оформления пособий. Вы не представляете какое это счастье в лихие 90-е получить государственную помощь. Постепенно жизнь налаживалась. Довольные дети каждый вечер после сытного ужина засыпали на своих матрасиках. Месяц за месяцем в доме потихоньку появлялись новые вещи для детей и маломальская мебель, купленная с рук. Вроде бы все хорошо, но съедающее и всепоглощающее чувство вины за то, что не смогла спасти супруга, все дальше толкало на край гибели. Поздними вечерами Анна брала любимую гитару погибшего мужа и пела протяжную грустную песню срывающимся из-за попадающих в горло слез.
