Гроза грохотала рядом, поливала ливнем фьорд, но на ладейщиков посылала только брызги, словно ливень шел единой целенаправленной полосой. Низкие приземленные молнии стремительно пронизывали небольшое пространство между тучами и водой. И даже то место берега, где совсем недавно стояли ладьи, пересекло сразу несколько молний. Не будь руянский сотник Большака таким предусмотрительным, ладьи обязательно сожгло бы.
Овсень и сидящий с ним рядом под ладьей Ансгар, прижимающий к себе Огнеглаза, пытались всмотреться в фьорд – что там на соседнем берегу творится? Но видно ничего не было, кроме бушующей стихии, тем более не было ничего слышно, кроме ветра, грома и треска молний. Сотник с конунгом друг друга-то слышать могли с трудом, но даже разговаривать старались меньше, потому что ветер, закручиваясь, и под борт ладьи залетал, и бил в лицо сильно, принося при этом и пыль, и грязь, и ошметки травы, и при разговоре рвал дыхание и забивался в грудь. И даже пес грозы и шторма боялся, прижимался к конунгу всем своим большим сильным телом и тихо то подскуливал, то подлаивал. Сомневаться не приходилось: свеи с их глупым гордым упрямством посчитали себя слишком опытными мореплавателями. Слишком опытными для того, чтобы плавать, а плавать им, скорее всего, будет уже не на чем. Нет на свете лодки, которая удержалась бы в такой шторм на месте, и никакие весла не смогли бы спасти команду. Драккары наверняка выбросило на каменистый и скалистый берег, куда одна за другой били и били молнии. И вообще, шторм не против славянских ладей был нацелен. Гунналуг, кажется, умышленно берег их, хотя и трудно было догадаться, по какой такой причине. Но вот шведской флотилии, как колдун и мыслил, должно было достаться по полной программе.
Гунналуг старался…
Гунналуг много сил приложил, чтобы обезопасить себя и свой Дом. И собственное могущество демонстрировал наглядно…
* * *
Стало заметно светлее…
Безжалостный шторм уже почти прошел, и только остатки его пытались еще показать себя напоследок. А потом все стихло, и наступила разряженная тишина, хотя воздух на берегах фьорда стал наэлектризованным и насыщенным, каким-то тяжелым, но, несмотря на это, дышалось уже легко.
Не только сотники с Ансгаром, все вои, казалось, поднялись и смотрели в сторону свейского берега фьорда. Шторм и там уже кончался, и там стремительно светлело небо, хотя по времени уже подступал вечер, но любой вечер и даже любая ночь, самая что ни на есть непроглядная, несли меньше мрака, чем недавний шторм.
Ветер прекратился совсем, словно все запасы сил для его движения были уже истрачены. На темной глади фьорда не было видно ни одного драккара, а на берегу, куда выбросило драккары, уже бегали и суетились люди, уцелевшие после такого «подарка» колдуна. Но издали они казались муравьями, и невозможно было понять, чем свеи заняты, как невозможно понять человеку, чем занимаются муравьи в муравейнике.
– Надо бы к ним съездить, посмотреть, что творится… – сказал Ансгар.
– Зачем? – не понял Овсень.
– Как это – зачем? Они же наши союзники. Мне хотелось бы знать, на что они теперь способны. Если Гунналуг полностью разбил их до битвы, нам придется одним против него выступать…
– Поезжай… Попроси у кого-нибудь коня… Скажи, я разрешил…
– А тебе не интересно? – удивился конунг.
– Мне было бы интересно, если бы шторм всю Швецию и всех свеев уничтожил, вместе с Гунналугом и со всеми ярлами-мореплавателями.
