– Да, – сказал я мрачно. – Отлично, выпьем на дорожку. С богом! И почтим память моего отца. – Я бросил гневный взгляд на Сэма. – Он не должен был плакать. Он не должен был горевать.
Сэм опустил глаза на стол.
– Нет, сэр.
– И зачем вообще, господи, он отправился в Клиффордс-инн? Кто-то его туда заманил? – Наконец чувство вины и вся моя печаль нашли выход. – Я узнаю правду, ты слышишь, и прямо сейчас. Найди мне этого Барти, и я задам ему вопросы.
– Хорошо, сэр.
Тут подоспел официант с новым заказом. Через час я был слишком пьян, чтобы узнать хоть какую-нибудь правду.
На следующий день после похорон я проснулся с головной болью, раскалывающей мой череп пополам.
Во рту был вкус, как в первые несколько недель после Великого пожара, когда все превратилось в пепел – от воздуха, которым мы дышали, до воды, которую мы пили. Каждый вдох и каждый глоток служили напоминанием о том, что случилось. Каждый шаг поднимал серое облако, которое припудривало одежду и волосы. Разрушение города и смерть старика имели одинаковый вкус: прах к праху.
Было рано. Я закутался в халат и спустился на кухню нетвердой походкой, будто сам был стариком: точно так ходил мой отец, когда после сна у него деревенели ноги. «Должно быть, у смерти есть чувство юмора», – подумал я.
Кухня находилась в задней части дома, унылая, слабо освещаемая окном с частым свинцовым переплетом, выходящим на погост. Маргарет уже была там. Разожгла очаг и готовила обед. Она бросила на меня взгляд, указала на скамью у стола и пошла в кладовку.
На кухне пахло дымом и несвежим мясом. Я только что пришел, а мне уже хотелось уйти, но не было сил. Маргарет вернулась с кувшином легкого пива и кружкой. Молча налила утренний напиток в кружку и протянула мне.
После первого глотка меня замутило. Я поборол тошноту и сделал еще глоток. Проглотил и осторожно отважился на третий.
– Я добавила капустного сока, – сказала Маргарет. – Верное средство.
Меня снова замутило. Она вернулась к очагу и принялась помешивать в котелке – еще один источник запаха. Я видел, как крыса прошмыгнула вдоль стены из кладовки и нырнула в щель под дверью, выходившей во двор. Хотел бросить чем-нибудь в нее, но не было сил.
Неспешно я выпил все из кружки и подождал, что будет. Ничего плохого я не почувствовал. По крайней мере, во рту стало не так сухо.
Маргарет снова наполнила кружку, не спрашивая. Сэм был склонен злоупотреблять выпивкой, и она знала, что делать.
Я закрыл глаза. Когда я их открыл, Маргарет склонилась надо мной. Это была невысокая, крепкая женщина с черными волосами, темными глазами и румяная. Когда ей было жарко или когда она сердилась, казалось, что она взорвется. Она как раз так выглядела, но я не знал, по какой причине. Мои воспоминания о том, что было вчера вечером, были расплывчатыми. Понятно, что я был сильно пьян. Вероятно, это означало, что Сэм был пьян тоже.
– Хозяин, – сказала она. – Можно с вами поговорить?
– Позже, – сказал я.
Она не приняла сказанное в расчет.
– Одежда вашего отца, сэр. Я…
– Раздай бедным, – прохрипел я. – Продай. Мне совершенно наплевать, что ты с ней сделаешь.
– Я не об этом, сэр. Я вчера чистила его камзол. Тот, что он носил. – (Я потянулся за кружкой, морщась и не глядя на нее.) – Хороший камзол, – сказала она. – Ему сноса нет.
– Ну и избавься от него как-нибудь. И не докучай мне с этим, женщина.
– Я чистила карманы.
