Мне снова захотелось спрятаться, мне ведь даже его голос нравился.
— Я причиняю тебе неудобства, — тихо сказала я, стараясь не встречаться с ним взглядом.
Кирилл пожал плечами.
— Ну, это моя проблема, тебе нечего стыдиться.
Я скептически хмыкнула.
— Ага, как же. Чуть не сбила с ног своей реакцией еще в дверях. Может я и дура, но не слепая.
Теперь пришла его очередь хмыкнуть. Отрицать очевидное он тоже не стал, это радовало.
Снова повисла пауза, видимо, Кирилл подбирал слова. Я невольно позавидовала его самообладанию. Интересно, это природный дар или все же заслуга Золотаревского? Если второе, то мне есть на что надеяться, возможно, и меня научат, как держать себя в руках и сначала думать, а потом говорить.
— Это все действие Огненного Зверя, я понимаю, — наконец выдал Кирилл.
Я чуть не зарычала.
— А если Зверь тут ни при чем? — с вызовом спросила я, забыв про всякое смущение. Теперь на первый план вырвалось раздражение, я стала медленно приходить в себя.
Его взгляд сверлил меня.
— Ты можешь с уверенностью сказать, что это так?
— Я… — Я потерялась, открыла рот, закрыла, словно рыба, выброшенная на сушу.
Что я могла сказать с уверенностью в данный момент? Зверь изменил меня, как физически, так и внутренне. Нет, я была уверена, Кирилл мне нравился независимо от влияния Зверя, но именно сила моих внезапно вспыхнувших чувств к нему, смущала даже меня.
— Наверное, нет, — сдалась я.
— Вот и я так думаю, — кивнул Кирилл мне и своим мыслям. — А раз так, переживать не о чем, — сказал Кирилл все тем же заботливо-покровительственным тоном.
Я сжала губы в прямую линию. Не о чем, значит. Если бы я ему тоже нравилась, сейчас у него был огромный шанс сказать мне об этом. Но этим шансом не воспользовался. Стало быть, я ему безразлична, а мои чувства к нему воспринимает как реакцию организма на присутствие Зверя. А самое отвратительное, что я и сама не могу с уверенностью утверждать обратное.
Тем не менее, наперекор здравым мыслям, внутри расплывалось облако обиды и холода. Что ж, может быть, оно и к лучшему. Нужно учиться у Золотаревского-старшего и не отвлекаться на ерунду. Ерунду, я сказала!
Все к лучшему…
Не нравлюсь и не нравлюсь — подумаешь.
Чувство любования Кириллом сначала сменило раздражение, а теперь обида.
Все к лучшему…
Теперь я, кажется, нашла ключ к моей откровенности. Обида напрочь заглушила желание делиться своими чувствами и эмоциями. Владимир Петрович был прав: я должна изучать себя и свои реакции, тогда все получится.
Я медленно встала, не в силах больше находиться рядом с Кириллом.
Его глаза вспыхнули.
— Я тебя обидел? — Конечно же, он почувствовал.
Обидел, открыл глаза, показал, что надеяться не на что.
Впервые я поняла, что обида — это потрясающее чувство, потому что она возвращала мне способность лгать.
— Все хорошо, — мой голос прозвучал бесстрастно. — Не о чем беспокоиться, — последняя фраза все же получилась пропитанной желчью, но это было куда лучше потока признаний в любви, который готов был политься из меня несколько минут назад.
Кирилл нахмурился. Конечно же, он понял, что у меня все совсем не хорошо.
Он хотел было еще что-то сказать, но не успел. Дверь снова скрипнула, и вошел Андрей Князев.
— Салют! — поприветствовал он нас, совсем не заметив напряженной атмосферы.
Он был такой большой, что в просторном помещении сразу стало тесно.
— Привет, — сдержанно откликнулась я.
