– Ты все равно не собираешься участвовать, ведь так?
– Больно надо! – сказала я. – У меня есть дела поважнее.
Лео не стал спрашивать, что за дела, и я была этому несказанно рада.
– Все мухлюют, – сказал он, словно извиняясь. – Важно только, у кого это получится действеннее.
В целом, я была согласна, так что кивнула. Несмотря на мое одобрение, Лео еще сколько-то сомневался. Но потом заговорил:
– Все испытания утверждаются ректором. Вот и мой доступ к ним.
Я фыркнула. Так банально. Слишком просто. Разве не Лео мне недавно говорил, что не любит, когда ему что-то достается так просто? Например, мое имя. Или любить не любит – но положением пользуется?
Да что там. Я бы на его месте действовала точно так же. Но мое происхождение мне скорее мешало. Тем не менее я им гордилась.
– В этом году суть соревнований будет, как всегда, в том, чтобы пройти все четыре стихии. Но главное условие: нельзя смотреть на противников.
– Что это значит? – нахмурилась я.
Лео поджал губы. Потом он подался ко мне, сжал коленями мое колено, и заговорил прямо у моего уха.
– Кажется, я и так уже слишком много сказал.
– Я все равно не собираюсь… – начала я, но меня оборвали совершенно бесцеремонным образом.
Ладонями Лео обхватил меня за щеки, словно боялся, что я начну вырываться, а потом прижался губами к моим губам. Я, конечно, не брыкалась. Наоборот. Чем дольше это длилось, тем больше я ощущала жар, но не от его ладоней на моей коже, и даже не от губ. Жар разгорался где-то внутри меня.
Кажется, он ощущал то же самое. Прошло совсем немного времени, как Лео переложил руки мне со щек на плечи и потянул к себе. Всего одно движение – и Лео лежал бы на кровати, а я на нем.
Но тут уж я не поддалась.
– Куда? – спросила я, словно не понимала.
Он чуть отстранился. Взгляд полуприкрытых глаз с трудом сфокусировался на мне.
– В кровать, – сказал он с моим любимым недоумением.
– Хорошо, – шепнула я, а потом, резко отстранившись, сказала громко: – Только давай раздельно… Ляжем в смысле. А то, боюсь, моей репутации навредит, если меня увидят с огненным.
Я вскочила, что было жутко трудно – ноги сделались ватными. Затем, не оборачиваясь, выбежала из комнаты, и не отказала себе в удовольствии хлопнуть дверью.
Сердце заходилось, внутри что-то ныло. Но я была довольна собой, как никогда. Два-один, рыжий!
***
– Что вам известно про выборы ректора?
Две девчонки с короткими, чуть ниже ушей, ярко-синими волосами глянули на меня словно на надоедливую муху. Знали бы они, на что мухи слетаются – поменяли бы свое мнение.
Они даже не остановились, когда я к ним обратилась. Поэтому я, как дурочка, шла за ними, понемногу отставая, потому что они ускорялись. Так и не получив ответ, я остановилась.
Надо переменить стратегию. Никто не хочет со мной разговаривать. Может, попробовать улыбнуться? Я попыталась сделать это, но ничего не вышло. Мой рот словно физически не мог искривиться в улыбку.
Обед заканчивался – приближалось начало четвертого занятия. Я почти целый час перемены пыталась опросить народ. Но добилась лишь того, что на меня поглядывали, как на сумасшедшую. Острее, чем всегда, я ощутила себя изгнанницей.
Качаясь с пятки на носок, я задумчивым взглядом смотрела на выход из столовой. Я стояла чуть поодаль, так, чтобы не перекрывать вход. Не хотелось бросаться в глаза. Но, кажется, все и так меня запомнили.
Заметив, как из столовой выходят парень и девушка с волосами цвета шоколада, я дождалась, пока они спустятся с крыльца, и свернут в мою сторону. Затем нагнала их, стараясь улыбаться.
