– Петруша, когда увидел, что ты комбайном сделал, он тебя вообще застрелить хотел, – сказал Сковорода. – Уже и наган достал. Мы его еле оттащили… А какого лешего, тебя в овраг понесло, Серый? Нажрался?
– Чего значит, нажрался? – начал заводится Белов. – Ну, нажрался! Да не в этом, мля, дело! Я медведя-шатуна в поле поднял!
– Не может быть!
– Да, чтоб я сдох. Он у меня из-под колес выпрыгнул и, как почешет к кустам. Ну, я, понятно, за ним. Двустволку взял, думал, подстрелю!
– И сломал Агнец вторую печать и вышел из хлебов зверь резвый, как паводок и беспощадный, как суховей! – сказал покалеченный дед, выходя из-за комбайна.
Селивантий воспользовался моментом и снова достал из кармана свой скрюченный желтоватый палец и принялся трясти им у Игоря Сковороды перед носом.
– Неразумные, попомните еще слова мои! – пообещал дед. – Говорю вам, грядет час Черной Страды!
– Слышишь, Селивантий, я тебе как-нибудь этот палец отломаю, – пообещал Игорь беззлобно.
Незаметно появился Вовка Отрощенко и обнял покалеченного деда за плечи.
– Дед, у нас делов туева куча, а ты тут пророчествуешь, – сказал Вовка. – Иди вон, мотовило в кустах ищи.
И говоря так, Отрощенко увел покалеченного деда за кулисы.
К трем часам, когда убрали Поповское поле, из поселка прикатила полевая кухня. Комбайнеры уселись харчеваться на травке в подвижной тени берез. Сергей Белов тоже пришел, взял тарелку борща, но есть не стал, прилег возле тарелки и уснул. Вокруг Белова вились и жужжали мухи, и сильно пахло сивухой. Комбайнеры обедали не спеша, а отобедав и испив компота, дружно закурили. Это было простое и надежное счастье, отпахать полдня на комбайне, после плотно покушать и сидеть в тенечке, привалившись спиной к березе, курить сигаретку и смотреть сквозь завитки табачного дыма на скошенное поле.
Бригадир отозвал Валеру в сторонку.
– Похоже, у нас в бригаде завелся бутлегер, – поделился своей тревогой бригадир.
– Ну? – не понял сперва звеньевой. – А, барыга, что ли?
Бригадир сунул ему под нос бутылку из-под самогонки. Борисенко потянул носом и зажмурился.
– Ух! – выдохнул звеньевой. – Ядреный был первачок.
– Все сельмаги закрыты, в чайной водку тоже не продают, а эта скотина умудрилась нажраться, – сказал бригадир, глядя на сопящего в теньке Сергея Белова.
В борще у Белова было уже черно от нападавших туда мух.
– Свинья грязи найдет, – заметил на это Барисенко.
– Я бы щас его этим борщом накормил, – сказал бригадир.
– А кто барыжит, как думаешь, Афанасич? – спросил звеньевой с тревогой.
– А леший его знает!
Помолчали.
– Может, это Юрик или Мишка? Какие-то они не нашенские. Темные лошадки.
– Может, и они, – вяло согласился бригадир.
– Но это точно не Игорек, – сказал Борисенко. – Он положительный.
Бригадир сплюнул на землю.
– А может, это кто из ремонтников? Может, Вован? Я знаю, он раньше самогон гнал из старого варенья. А первач чистил фильтрами от противогазов. Ничего, кстати, самогон…
– Ты Вовку не тронь, – скрипнул зубами бригадир. – Он больше самогонку не гонит. Пол лета в больнице провалялся. Панкреатит у него.
Помолчали.
– А может, на току кто барыжит? – подкинул новую версию звеньевой.
– Ну, тогда нам вообще карачун, – сказал бригадир. – В жисть не найдем.
– А если так, – предложил Борисенко. – Заезжаю я на весы и говорю мужикам: мужики, трубы горят, невмоготу, где бы самогонкой затариться? В долгу не останусь.
