Мэр закрывает книжку и смотрит светящимися глазами на стоящих за оцеплением людей.
– Изумительная волшебная проза, – торжественно говорит мэр.
Тут мэр замечает подле себя зареванную женщину и лицо его суровеет. Он поднимается с корточек и прячет томик Буковского в карман.
– В Избу-читальню ее, – говорит мэр и его негромкий голос разносится по темной площади. – Посадить на цепь возле стеллажа с ирландцами. Джойс, Беккет, Флэнн О Брайен…
Из толпы раздаются испуганные возгласы. Полицейские уводят поникшую женщину. Мэр снова заглядывает в картонную коробку с детективами и женскими романами, и лицо его кривится, будто от зубной боли.
– Всё в огонь! Всё сжечь! – приказывает мэр. – И пепел развеять в овраге за футбольным полем.
Полицейские в белых шлемах-респираторах волокут картонную коробку к костру. Опрокидывают. Книжки валятся в огонь. Сноп искр взлетает в темное небо.
Мэр и Рауль идут по можжевеловой аллее. Полицейские крадутся в темноте за кустами. Изредка слышится треск раций и хрюканье скремблеров.
– Сюда я прихожу отдохнуть душой, – делится с Раулем мэр. – Вот, погляди!
Можжевеловые кусты расступаются. На пяточке стоит скульптурная группа из белого мрамора. Мрамор молочно светится в сумерках. Рауль с блокнотом в руке оглядывается на мэра.
– Этот носастый старик с бумажным пакетом в руке, из которого торчит бутылочное горлышко, это – старина Бук, – рассказывает мэр. – Худой потасканный дядька в сильно поношенном костюме со шприцом в ноге, это – Ли. А тот, третий, который стоит позади с корзинкой и котом, это сам Селин.
Рауль подходит ближе. У статуи Селина нет лица. Строго говоря, это высоченная колонна, к которой приделана корзинка с кошачьей мордой. Что еще сказать про этот памятник? Колонна гладкая и немного поблескивает в холодных лучах фонарей. Наверху колонна сужается и скругляется, напоминая острый конец куриного яйца.
– Не правда ли, величественная зрелище, – говорит мэр. – Мне всегда казалось, что этот памятник Селину немного напоминает эрегированный член. Но это, наверное, мои тараканы.
И мэр увлекает Рауля дальше по дорожке.
– А тут у нас старина Хэм в боксерских перчатках, попирающий застреленного льва… А это Джойс в виде черного антрацитного куба швыряется в бродячих собак камнями… А здесь…
Мэр сворачивает в темный можжевеловый тупичок.
– Приветствую тебя, таинственный гений, – говорит мэр.
Слышится звук глухого удара. Мэр быстро пятится назад, на освещенную фонарями дорожку.
– Бланш-ш-ш… – шипит Мэр, держась за ушибленный глаз. – Морис. Нет, концептуально все верно, базара нет. Только я уже задолбался о него стукаться… Пойдем, освежимся.
Мэр ведет Рауля в конец аллеи. Там за круглым столиком расположилась еще одна скульптурная группа.
– Сартр, Виан и Кено, – знакомит Рауля мэр. – По замыслу скульптора литераторы коротают вечерок за лафетником абсента в парижской кафешке. Я полагаю, мы присоединимся.
Из летних сумерек бесшумно выступают фигуры полицейских. Придвигают к столику два пластиковых кресла. Мэр с Раулем садятся. Еще один полицейский с белым полотенцем через руку ставит на стол блюдечки с высокими гранеными рюмками. Наливает немного абсента. На дырявые ложки кладет по кусочку сахара. Проливает через сахар холодную воду из графина. Абсент мутнеет. Полицейский, хрюкнув рацией, отступает в сумерки и пропадает.
– Ну, чтобы не хворать, – Мэр чокается со статуями французских литераторов и с Раулем.
