– Мама, все могло быть намного, намного хуже. Это же война, мама. Я очень удивлен, если честно. Либо этот перс немыслимый добряк, либо просто глуп. Но то, что он делает, говорит о том, что он вовсе не дурак. И людьми себя окружает очень толковыми и полезными. Он, воистину, великий правитель. То, как он управляет страной, совсем не похоже на то, чему учил меня отец. И ведь в том бою боги выбрали его. Значит, он прав.
– Он просто сильнее и лучше дерется, – фыркнула Накия, – при чём тут боги?
– Мама, не гневи Ашшура, он высказал свою волю, – мягко поправил ее сын, – и мы должны покориться ей.
– Ты, наследник царей, покоришься вчерашнему пастуху? – изумилась Накия.
– Что же ты предлагаешь? – удивился Ассархаддон.
– Ждать! – фанатично прошептала Накия. – И тебе боги пошлют знак. Вельмож и воинов царя не стали убивать, они поддержат тебя!
– Мама, вы говорите опасные вещи, ведь царь Ахемен пощадил вас.
– Он еще пожалеет об этом, – зло засмеялась Накия. – Ты думаешь, я до конца жизни буду играть в «ур» с этими коровами? Да я лучше вены себе вскрою.
Молоденькая служанка, что тайком хотела поглазеть на подросшего наследника и, чего греха таить, как-нибудь при случае задеть его налитой грудью, стояла за колонной ни жива, ни мертва. Она понимала, что лучше бы ей этого не слышать, но она уже услышала. Если узнают, что слышала и молчала, казнят за измену. А умирать молоденькой девчонке не хотелось совершенно, и она побежала в покои к главному евнуху, который выслушал ее, не мигая, и посеменил к хазарапату Хидалу, которому теперь подчинялся. Утаить такие вести означало смерть даже для него, а он не собирался рисковать жизнью из-за этой ненавистной высокомерной бабы. Хазарапат, выслушав евнуха, схватился за голову и побежал в покои царя. Ведь Ассархаддон прибыл по его вызову, и встреча должна была случиться через час.
– Какой достойный юноша, – восхитился Ахемен.
– Казнить бы его, великий царь, – задумчиво сказал Нибиру-Унташ.
– Да ты с ума сошел! За что? За то, что у него мать дура? – возмутился царь.
– За то, что мы не казнили вельмож, а царский отряд теперь охраняет вас, повелитель, – поддержал Первосвященника Хидалу.
– Ты тоже спятил? – заорал царь. – Да что вы несете? Вам же пересказали разговор. Он же достойнейший из воинов. Брат, чего молчишь?
Пророк с грустной улыбкой смотрел на алебастровые барельефы, на которых царь Синаххериб торжественно ехал на колеснице, и произнес:
– Точно убить его не позволишь?
– Да ни за что! – воскликнул царь. – У меня войско взбунтуется. Западные сатрапии на него молиться готовы.
– Тогда отошлем его так далеко, чтобы о нем забыли тут все. Здесь ему оставаться нельзя.
– Великий, вы что-то знаете? – осторожно спросил Нибир-Унташ. Пророк не ответил, с той же улыбкой рассматривая барельефы.
– Пусть его ведут сюда. Брат, прошу тебя, поговори с ним, но дай мне закончить разговор, – попросил Пророк.
Ассархаддон вошел, коротко поклонившись. Ахемен завел разговор, который шел как бы ни о чем, начиная от погоды, и заканчивая героической обороной Ашдода. Парень был хорош собой, умен и обаятелен, и это даже немного растопило лед, что чувствовался в начале разговора. Может, и не стоит его казнить, мелькнула мыслишка у Первосвященника, как тут в разговор вступил сам Пророк.
– Послушай, Ассархаддон. Ты достойнейший из юношей, и каждый из нас был бы счастлив иметь такого сына и зятя.
