Пахло гарью… Сильно, почти невыносимо. Я выбралась из палатки, повела носом, огляделась. Брезжащие лучи солнца только начали освещать нашу стоянку: плед, который заменял стол, стопки грязной посуды, оставленной с вечера – не идти же в темноте мыть, – наглухо закрытые палатки друзей, из одной доносился душераздирающий храп. И всё это сквозь поволоку дыма и явственный, удушливый запах гари.
«Пожар!» – мелькнуло в голове молнией. Мгновенно вспомнились репортажи с места событий, озадаченные, деловитые голоса корреспондентов, вещающие про немыслимые гектары леса, которые горели этим летом как никогда активно. Сообщения от МЧС, напоминающие про пожароопасную обстановку. Дикторы, которые твердили, как заведённые, про опасность, человеческий фактор, что-то ещё…
– Никит, – рванула я в палатку к другу, дёрнула молнию на входе, резко распахнула створки, запуская тусклый солнечный свет и едкий запах дыма. – Никита, пожар!
Он промычал что-то невнятное в ответ. Алёнка, раскинувшаяся поперёк палатки, завалив ноги на живот брата, недовольно заворчала и отползла в угол, по пути пытаясь забраться с головой в спальник.
– Вставай! – толкнула я с силой Никиту, громко шипя: – Вставай, давай! Пожар!
– Ну? – уставился на меня Никита, когда выбрался из палатки. – Чего орёшь? Ребёнка мне разбудила.
– Так пожар же! – завизжала я.
– Он, может, в ста километрах отсюда или в пятистах, если не в тысяче.
– А если нет?! – вспылила я.
– Если бы рядом был, дым был бы другой, – отмахнулся он. – Это ветром натянуло просто. Не паникуй. Марин, ну ты чего? Испугалась, что ли? Всё хорошо будет. К вечеру нас заберут, – напомнил он с улыбкой. – Завтра уже будешь в своей постельке дрыхнуть, носом к стенке, – для пущей убедительности он ободряюще обнял меня и добавил: – Смотри, рассеивается дым. Говорю же, просто натянуло.
– Ладно, – выдавила я из себя улыбку. – Извини, что разбудила ребёнка.
– Выспится ещё, – небрежно махнул он рукой и отправился обратно в палатку.
Мне же не спалось. До этого утра я смотрела на окружающую дикую природу с равнодушием, немного опасалась, но всё же внутри жила уверенность, что всерьёз опасаться нечего. Кроме змей, конечно, и то, если шуршать палкой впереди себя, когда идёшь в сторону реки, или громко топать – пресмыкающееся отползёт. Не нужны ей неприятности, человек же – одна большая неприятность для всего живого на планете Земля.
Сейчас же стало по-настоящему неуютно, страшно, как никогда захотелось домой, да хоть в общагу, в которой прожила последний год, главное – подальше от прелестей природы!
От скуки отправилась мыть посуду на реке, дым и правда развеялся, я почти успокоилась, даже начала улыбаться. Больше всего радовало, что сегодня – час Х, когда приедет дядя Алика и заберёт желающих на «Большую землю». Искупалась, несмотря на бодряще холодную воду с утра, накинула полотенце на плечо, сарафан рядом, подхватила посуду, устроив всю в кастрюле, и направилась к стоянке уже в хорошем настроении.
Между палаток бродили ребята, видная издалека, возвышалась долговязая фигура Никитки. Макс сидел на пеньке, понуро опустив голову, Алика не было видно, как и Алёнки, видимо, досыпали. Зато Дашка, увидев меня, поспешила на помощь. Выхватила кастрюлю, запричитала, что я совсем рехнулась, отправилась чёрт знает куда, одна, без связи, а она тут волнуется, переживает, нервничает. Можно подумать, утоптанная тропинка в пятьсот-семьсот метров – это «чёрт знает куда».
