– Что? – выпаливаю, упираясь ладонями в бортик бассейна и вылетая из него, как пуля. Хватаю полотенце, смотрю за спину мужчины, сделавшего это заявление, и раздражаюсь от довольного вида его жены. Ясно, всё же не успокоилась…
4. Глава 4
Глава 4
Потеряла ребёнка и решила повесить вину на меня?
Ловлю на своём теле изучающий взгляд мужчины, но никак на него не реагирую. До этого момента он даже не обращал на меня внимания.
Не думала, что такие серьёзные разговоры буду вести в одном купальнике…
Покровский делает шаг вперёд, подходя так близко, что я пугаюсь. Нависает грозовой тучей и зло чеканит:
– Ты ответишь за то, что сделала с моим сыном.
– Вы должны быть мне благодарны за то, что я его… – ответно цежу сквозь зубы, однако не успеваю договорить, как он хватает меня за плечи и сильно их сжимает. Невольно кривлюсь от боли, но держусь, чтобы не показать всё это на лице.
– Благодарен за то, что у ребёнка после вашего занятия вся спина в отвратительных царапинах?
Распахиваю глаза, не понимая, о чём он.
– Какие царапины?
Я занималась плаваньем со Львом, и всё с ним было хорошо.
– Дуру из себя не строй.
Мужчина отпускает меня, и я выдыхаю. Не заметила, как перестала дышать рядом с ним. Агрессивных людей на дух не переношу.
– Я напомню.
Покровский подходит к горе-матери, устроившей весь этот цирк, и, не забирая ребёнка, приспускает ткань бодика. А там, на всю маленькую спину… несколько чётких и ужасных красных отметин. Да таких, будто их нанесли специально, вжимая ногти в нежную кожу.
От их вида всё начинает в груди клокотать.
Как эта дура, вообще, за дитём смотрит? Он от неё то убежит, то теперь это…
Жалко мне малютку. И если я надеялась хотя бы на его отца, то теперь…
Вряд ли. У них странная семейка.
– До тренировки их не было, – проговаривает, еле сдерживаясь. Мужчина в гневе… Видно по лицу, острым скулам, которые стали ещё отчётливее от того, как он крепко сжимает челюсти. – Я сам его переодевал.
Сглатываю, но не от того, что на меня орут и обвиняют в том, чего я не делала. Лицо Огонька немного красное, как и глазки. Плакал, бедненький…
Только не говорите мне, что эта мымра специально нанесла своему ребёнку вред и заставила его плакать, лишь бы отомстить мне за вчерашнее?
Долбанутая мамашка!
– Спрашивайте у своей жены, – бросаю, скрещивая руки на груди. Ногти у меня короткие. Длина есть, но аккуратная и незаметная, и вряд ли я нанесу вред малышу. Ни разу за практику такого не было!
А вот эта овца мстительная вчера продемонстрировала свои когти, когда ткнула одним в щёку сына и не заметила.
– Игорюш, ты видишь, что она говорит? – строит из себя дурочку и гладит Огонька по головке. – Родную мать обвиняет! Вот, смотри!
И показывает свои руки. А там… всё коротко настолько, что даже пару миллиметров не выступает.
Подготовилась, коза драная.
– Как я могла?! Своего пупсика! Игорь, ей нельзя контактировать с детьми! Она их травмирует!
Глаза Покровского полыхают с новой силой. Он сверлит меня взглядом и многообещающе, зло бросает:
– Ты об этом пожалеешь.
От этих слов Лев начинает плакать и тянуться к отцу. Не сидит на руках у Маши, вырывается, чем вызывает её недоумение.
– Солнышко, перестань! – прикрикивает на него. Надавливает на израненную спинку, и крик мальчика становится сильнее. – Ой-ой, прости!
Всё внутри сжимается, и я машинально делаю шаг вперёд. А эту дура, вместо того, чтобы убрать ладонь, продолжает криво держать Огонька, принося ему боль. От громкого плача вообще чуть не выкидывает его из рук. Благо Покровский быстро реагирует, бережно берёт малютку и разъярённо смотрит на свою жену. Так же, как и на меня пару минут назад.
