То ли определять в следователи, то ли выгнать к ядреной матери в адвокаты. А если наваляет дров, то можно под шумок попросить и Любовь Васильевну покинуть кабинет за неумение работать с подрастающей сменой.
Леночка, разобравшись в ситуации, стала генерировать идеи, поняв, что, если положительные результаты работы отдела не появятся, её карьера закончится, так и не начавшись, и она провалится в тартарары вместе с Любовь Васильевной.
Но раскачать ту оказалось непросто: Любовь Васильевна и хотела что-нибудь сделать, и боялась.
Конечно, можно провести рейд или ревизию, земля слухами полнится, где у кого рыло в пушку. Но вдруг пойманный с поличным окажется очень нужным человеком, его будут всячески выгораживать, а тебе таких пинков надают: фиолетовой станешь от синяков.
Но одна задумка Кравцовой пришлась начальнице по душе, возможно, потому, что для этого не надо было ничего делать трудоемкого: поставь капкан и жди.
Майор так и сказала:
– Ваша идея мне с самого начала понравилась: действительно, хватит нам всю эту шпану догонять, пора и самим атаковать.
И сейчас лейтенант прибыла доложить о ходе приготовлений к операции.
Любовь Васильевна приглушила звук в телевизоре.
– Вокруг объекта очень усилилась мышиная возня, – принялась рассказывать Леночка. – Бутафория к операции приготовлена, вопросы прикрытия отработаны, командированный по нашей просьбе из Риги капитан Лапиньш прибыл сегодня и уже приступил к работе.
– Кандидатуры подобрали?
Кравцова кивнула, достала из папки кассету и прошла к телевизору, на котором глыбой возвышался видеомагнитофон Воронежского завода, выпрошенный у руководства на время операции, где он стоял в кабинете у начальника больше для солидности.
Затюканный областью, подполковник готов был отдать в распоряжение отдела БХСС и свою служебную «Волгу», если бы знал, что это поможет Любови Васильевне быстрее свернуть себе шею.
Засветился экран, открыв взорам задворки заводского двора. Вдоль глухой стены цеха по мало ухоженной аллейке шли двое.
– Валентин Николаевич Кашкин, – представила Леночка идущего первым невысокого, полнеющего мужчину в летах, основными приметами которого были легкая сутулость и начинающаяся лысина.
Следом шёл сухопарый детина, жилистый, с чуть асимметричным лицом, он возвышался на голову над товарищем.
– Семён Петрович Морозюк, – продолжала Кравцова. – Оба – электрики домостроительного комбината, живут в одном доме, дружат семьями.
Мужчины на экране телевизора нырнули за череду разросшихся кустов и оказались у забора.
На фоне окрашенной в давние времена в желтенький цвет оштукатуренной стены четко выделялась свежая кирпичная кладка, замуровавшая пролом, явно служивший до недавних пор неофициальной проходной.
– Сидели? – запросила биографические данные начальник отдела.
– Нет.
Глядя, как на экране друзья выясняют отношения по поводу возникшего препятствия, майор спросила:
– Дыру по твоей инициативе заложили?
– Угу, – с удовлетворением подтвердила Леночка.
– Полагаешь, они смогут?
Лейтенант лишь пожала плечами.
– Вот тут вы не правы, Леночка, – строгим голосом, каким она обычно разговаривала с малолетними хулиганами, сказала Любовь Васильевна, – наш простой советский человек всё может. Надо украсть – украдет.
Словно почувствовав, что в них верит не кто-нибудь, а родная милиция, друзья на экране пришли, наконец, к общему мнению.
И Морозюк сделал движение, лишь очень отдаленно напоминающее прием каратэ, то есть попросту лягнул забор, и недавно уложенные кирпичи высыпались из дыры, как костяшки домино.
