– О! – восторженно воскликнул бывший ученый. – Это приемлемо. Я сам об этом подумывал… А все-таки, о чем книга?
– О времени и о себе.
– О, это время такое…
– Какое? Бандитское?
– Да, – грустно кивнул Потылицын. – Именно бандитское. Я сегодня ночью еще раз в этом убедился.
– Как? – удивленно поднял брови преданный помощник-косультант? – Что случилось ночью?
– Да нет… Со мной ничего. Просто кое-что узнал…
– Что именно?
– Ну… Так навскидку не расскажешь, – Потылицын скривился, повертел пальцами двух рук, давая понять, что не хочет дальше продолжать эту тему.
«Вот оно! То, что и нужно было услышать. Ладно, я еще тебя верну к этой теме, чуть позже, как ты говоришь, навскидку», – решил Грохов.
– А как вы думаете, Алексей Фомич, в наше время может быть благородный бандит? Добрый разбойник, как Дубровский или пресловутый Робин Гуд?
– Не знаю. Вряд ли.
– Почему?
– Воспитание не то, общее воспитание. Точнее – атмосфера вокруг нас.
Грохов хотел спросить: «А если человек сам себя воспитывал, долго и жертвенно? Если мучительно искал смысл жизни и в конце концов пришел к благородному бандитизму?» Но не спросил.
Не хотел он углубляться в тему благородного разбойничества, потому что занимался этой «темой» на практике.
Сегодня Вадим перечислит 40 тысяч долларов – пятую часть содержимого портфеля, отобранного у Крепышина, – на операцию годовалой девочке, страдающей билиарной атрезией. Это было давнее правило и обязательное условие его, Сергея Грохова, жизни-игры: после каждой силовой акции, приносящей доход, он пятую часть отдавал на благотворительность. Иначе, если бы он этого не делал, ему пришлось бы признать себя просто бандитом, без каких-либо эпитетов и уточняющих слов – «культурный», «благородный», «добрый», «необычный», «интеллигентный» и т.д. Он не хотел лишать себя таких эпитетов, потому что и вправду «просто бандитом» никогда не был. С давних пор, когда он еще был, как все, когда работать, как всех, жизнь заставляла, когда жил на одну зарплату – он с каждой получки покупал книги, отдавая за них пятую часть заработанного. Какой бы ни была противной и ненавистной работа, а он знал: частично ее результат станет духовной ценностью.
Нечто подобное было и теперь. Впрочем, противной «бандитскую» работу он никак не мог назвать, ибо выбирал ее сам, а не жизнь заставляла. Такая работа была, наоборот, приятной – по той простой причине, что это была не работа, а игра. Тысячи людей ходят на футбол – посмотреть игру. Десятки болельщиков ходят не просто как болельщики, а как игроки – они делают ставки. И только одиночки создают игру, режиссируют ее. Грохов был из тех одиночек.
До тридцати четырех лет он искал смысл жизни, пока, наконец, не сделал вывод: единственный смысл жизни – это игра; чем она красивее, профессиональнее, тем интереснее жить. И вот уже семь лет он играл. Вкус жизни почувствовал, когда перестал жить как большинство людей, скучно и однообразно, а начал играть в жизнь. «Игра в жизнь – как искусство» – эти слова несколько лет назад стали его кредо, с тех пор он ему не изменял. А чтобы следовать этому кредо, нужно иметь две жизни: публичную, которая для людей, и тайную, которая для себя. Такую двужизненность, если разобраться, ведут все разумные существа на этой планете: одна жизнь для себя и в себе, вторая – на публику и для кого-то. Просто большинство боится осознать ее, а главное – боится жить сообразно данной Всевышним двуликости. Отсюда и многие проблемы человеческие, как во внешней жизни, так и во внутренней, душевной.
