Со Степана взяли пачку подписок о неразглашении, похвалили за сообразительность. Откуда взялась такая грамотность в экстренной ситуации, выяснять не стали: то ли знали про знакомство с Лукой, то ли местечковый анатом мало кого волновал.
Скорее, второе.
Под подпиской про двойную бойню в Ельске он мог рассказать только кому-то с допуском. У Луки такой допуск был. С тех самых времен, о которых сегодня почему-то вспоминалось все чаще.
Вторые хреновые вести пришли от тети Лиды, которая на добровольных началах присматривала за погостом в деревне Шушенки.
Деревня была большая: жилых домов штук десять плюс дачи — этих в три раза больше, но чем холоднее, тем реже там появлялись жильцы. Еще столько же пустующих покосившихся домов, чье население уже давно обреталось поровну в двух местах — в городе и на кладбище.
Лука тамошний погост знал как свои пять: портреты древних старушек, помнивших еще ужасы царизма и принципиально докоптивших до ста лет, чередовались с фотографиями мужиков лет тридцати-сорока, которых сжил со свету зеленый змий. Погост как погост, да и Шушенки были знамениты среди знающих людей не этим. А тем, что за местным кладбищем, через полкилометра жиденького овражистого леска, лежала знаменитая Рассоха.
Место было бедовым. И получать подтверждения директорским предчувствиям с той стороны не хотелось совсем, однако пришлось.
Тетя Лида жила в Шушенках круглый год, к Луке относилась с доброжелательным кокетством — приметила его еще давно, когда их вывозили на Рассоху с первым курсом ментовского училища. Тогда на обратном пути отпаивала его и Егора сначала чаем, а когда куратор с группой уехал — самогоном. Потом устроила ночевать в чердачной комнате, где пахло валерьяной.
Наутро устроила экскурсию по погосту, подробно рассказав о каждом покойнике как о местной достопримечательности. Надо отметить, через некоторое время это здорово помогло. Лука, уже работая в СПП, поднимал там мертвеца годичной давности по наследственной тяжбе — что-то там его дети не поделили. Сплетни от тети Лиды оказались кстати: покойник послушно пробудился, услышав знакомые имена, пришел в хорошее настроение, подробно все расписал и мирно перешел в четвертую форму. Всегда бы так.
Потом тетя Лида отпаивала уже подопечных Луки из СПП, которых он серыми выводил с Рассохи и подпихивал заботливой тетке под крыло. Правда, в отличие от полицейских кураторов, имел совесть и приют своих стажеров оплачивал. Хотя имелось у него подозрение, что постой полицейских курсантов тоже был не бесплатным, а за ставку. Тетя Лида там явно не просто так жила.
Зато звонку обрадовалась, деловито сообщив, что сама собиралась позвонить на днях, потому что на кладбище стало худо. Где? Да в Шушенках. На Рассохе? Нет, туда не ходила, а за лесом не видно. Когда? Так два месяца назад и стало, но ей все не до того было — спина подвела. Прихватило здорово, пришлось в больницу ехать. Неделю назад выписали. А на погосте неспокойно, да. Светится погост. Некрасиво светится, зеленым. И вчера светился. Нет, сама не пошла и бабкам местным запретила, они пуганные. Дачники все уже уехали, только в коттедже семья, но они фасадом в поле стоят — им не видно. Батюшке, который из волостной церкви, рассказала. Он вроде передать должен был куда надо. Статус гособъекта с Рассохи-то два года назад сняли, стажеров не возят, охраны нету — пожаловаться некому. Думала, батюшка рассказал, пока в больнице лежала, а он забыл, наверное, закрутился.
