Такой вот мрачный персонаж, набычившись, стоял перед двумя джентльменами посреди кухни миссис Морран. Глядя на него, Диксон вспомнил Мирнс-стрит и парад самозваных «бойскаутов», маршировавших под грохот привязанных к их палкам консервных жестянок. Перед ним стоял Дугал, вождь «Крепких Орешков». Диксон вспомнил о благотворителе Макинтоше и своем собственном денежном пожертвовании в размере десяти фунтов в фонд будущего бойскаутского лагеря. Ему было радостно встретить здесь знакомого паренька, поскольку среди неприятных дел, которые ему, похоже, скоро предстояли, он являлся утешительным напоминанием о домашнем покое.
– Рад видеть тебя, Дугал, – с улыбкой сказал мистер Макканн. – Как твои дела? Ты действительно совершаешь каждый день по одному доброму делу, как собирался?
Лицо атамана разбойников потемнело.
– Добрые дела! – с горечью в голосе повторил он. – Я те честно скажу, мистер, я измотался уже весь за этими добрыми делами! Старый Макинтош божился, что устроит нам шикарные каникулы! Каникулы! Дерьмо, а не каникулы! Это мне в субботу вечером на пустыре каникулы – сплошная драчка, одна за другой!
Никакое сочетание букв не в состоянии воспроизвести на письме выговор и акцент Дугала, поэтому я даже не буду пытаться это сделать. В нем сквозили ирландские нотки, было что-то от мюзик-холла, а также странные вариации наречия южного Глазго. Гласные буквы давались ему хорошо, но вот согласные, особенно буква Т, оставались лишь благими намерениями.
– Садись и расскажи нам о своих проблемах, – предложил Диксон.
Мальчишка оглянулся на занавеску, из-за которой еще слышалось ворчание миссис Морран, сделал шаг назад и задернул полог.
– Не хочу, чтобы эта старая курица слыхала, – пояснил он, затем присел на коврик у камина и потер свои иссиня-черные голени. Глядя на отблески огня, вождь «Крепких Орешков» заметил: – Я видел вас седни у Большого дома.
– Что, ты нас видел?! – внезапно заинтересовался Херитидж. – А где ты был?
– В семи футах от твоей башки выше по дереву. Это мой главный схрон и, дьявол меня забери, он мне нужон! Потому что Лин преследоват меня с пистолетом – он пальнул в меня позавчерась! – и Дугал с угрюмой гордостью продемонстрировал дырку в своем килте, добавив: – Кабы я был тода в штанах, он бы меня уделал!
– Кто этот Лин? – спросил Херитидж.
– Энтот, в черном пальте. А того, который хромый, прозывают Спитталом.
– А ты откуда знаешь?
– Слышал, как они трекали промеж собой.
– Но зачем было этому человеку в тебя стрелять?! – удивился Диксон.
– Зачем?! Дак они до смерти пугаются всякого, кто приближается к их Большому дому! Они пара чертей похуже краснокожих, но они там все потные от страха. Зачем? Так я вам скажу: они там скрывают Секрет. Я понял это, как только увидал рожу этого ублюдка Лина. Я уже натыкался на схожего с ним у киношки в Глазго. Он только открыл рот, чтобы ругнуться, а я уж сообразил, что он пришлый – ино… ино-сранец, как те моряки в квартале Брумилау. Дело было гнилое, потому я не стал дожидаться худшего и дал деру. Тогда-то он и пальнул в меня.
– Так ты его не боишься, что ли? – спросил Диксон.
– Чего же, боюсь, ясен пень. Но никому не дозволяется наставлять ствол на «Крепкого Орешка»! Я встретился со своими у костра, и мы решили докопаться до дна всего их дерьмового бизнеса. А коли я командир, так кому сподручнее взять на себя самое опасное задание? Ясное дело, мне. Потому я и ползал там на животе, вынюхивая всю их политику. И я разнюхал кое-что странное.
