– Конечно, если ты будешь с нами. А если нет, то тут фанатики и попробуют сквитаться. Давай, начал дело, так доведи его до конца.
– О святой болотный царь, – пробормотал огнемет. – Воистину, эти люди ненасытны, и угодить на них невозможно. Ладно, прах с тобой, поехали!
– Поехали? – удивился Хантер.
– Ну конечно. Чтобы отбить возможное нападение, тебе придется нести меня на руках. А как иначе?
– Придется, – согласился охотник.
Христиан отнял ладони от лица и ошарашенно помотал головой.
– Как они горели, как они горели! – пробормотал он. – И кричали. Им было очень больно.
– Да, им было больно, – жестко сказал Хантер. – Им было больно. Только не забудь, что, сумей они до нас добраться… Ладно, все это не имеет сейчас значения. Пошли. Мы еще в городе, и убийцы в любую секунду могут напасть опять.
– Ты прав, – вяло сказал мальчик.
И все же встал он быстро, поспешно сунул за пояс нож Хантера, собственную дагу и сказал:
– Я готов.
– Вот и отлично, – промолвил Хантер.
Он наклонился и, осторожно взяв огнемета поперек туловища, поднял его на руки. Правая ладонь уверенно легла на живот динозаврика, теперь не такой уже упругий, как десять минут назад.
Старательно обходя все еще дымящиеся трупы, они двинулись прочь от храма.
Улица была безлюдна. Окна одного из домов, мимо которого они проходили, были открыты. Из них неслись крики и стоны. Видимо, в него забежали несколько обгоревших фанатиков. Досталось им, конечно, по первое число.
Больше никто на охотника и его ученика напасть не посмел. Огнемет щурился и окидывал дома самодовольным взглядом. Он уже, видимо, представлял, как расскажет своим товарищам об этом приключении.
Христиан молчал и, похоже, о чем-то напряженно думал. Однако рука его лежала на рукояти даги, и чувствовалось, что он готов в любой момент начать драться. Хантер хмурился и думал о том, что жизнь устроена довольно паршиво.
Он никак не мог понять, как получается, что не плохие, не хорошие, самые обычные люди становятся пленниками какой-нибудь абсурдной идеи? Почему она овладевает ими, заставляя забыть о том, что они люди, почему во имя ее они способны на любое преступление, пусть даже эта идея совершенно пустая и глупая? Сумасшествие? Нет, это что-то другое…
– Ну и нагнали же мы страху на этот город, – вполголоса сказал Христиан.
– Хвастун, – ухмыльнулся огнемет. – Вы-то тут при чем? Если бы не я…
– Кстати, – сказал Хантер. – А родственники тех, погибших, когда мы покинем город, они не придут, чтобы тебе отомстить?
– Ни за что, – ответил огнемет. – А если и придут…
Он зловеще улыбнулся.
Хантер кивнул.
– Так я и думал.
Мимо один за другим проплывали дома. Шаги Хантера и Христиана звучали глухо, тяжело. И пустота, странная, иссушающая душу пустота, убивающая радость по поводу того, что они так удачно избежали смерти.
Да, смерти.
Хантер подумал, что большинством поступков людей управляет, наверное, самое сильное из всех чувств, которые они могут испытывать. Страх смерти. Может, и фанатиками люди становятся лишь потому, что та глупая, лживая идея, в которую они верят, сулит либо возможность о нем забыть, либо отрицание смерти, а стало быть, и отрицание страха перед ней?
«Вот забавно, – подумал он. – А может, я и сам фанатик? Может быть, идея уничтожить всех черных магов тоже является не более чем фанатичной?»
Они миновали последний дом и оглянулись.
Город остался позади. Безмолвный, казалось, опустевший город, в котором поселился страх. Об этом страхе забудут не скоро, очень не скоро.
